— Да что ты, великий хан, как можно,— испугался Андрей.— Вот видишь, сколько нас приехало, и у каждого обиды. Вот князь ростовский, вот угличский, ярославский. Если б я один, а то видишь, нас сколько. И у каждого на него своя обида. Ведь правда же? — обернулся Андрей к спутникам.
Некоторые вяло закивали, а ростовский князь промолчал, ровно и не слышал.
— Ну ладно, князь Андрей,— сказал Тохта,— Я пошлю за Дмитрием. Он приедет, и мы продолжим разговор. Если виноват, накажем. Если нет, то придется тебя или даже всех вас наказать. Ступайте, живите в кибитках, пейте наш кумыс, поправляйтесь и ждите. Я пошлю за Дмитрием.
Такой поворот не понравился князю Андрею.
— Он не приедет, великий хан.
— Приедет, если я позову. Куда денется? А не схочет, приведем бычка на веревочке. Хе-хе-хе. Ступайте.
Князья вышли от хана все мокрые, не столько от жары, сколько от волнения.
Появление здесь Дмитрия никого не устраивало, а особенно самого Андрея. С Менгу они были почти друзьями, а с этим Тохтой, поставленным с помощью Ногая, который благоволит Дмитрию, кажется, не очень ладится. «Чего он все щурится, черт узкоглазый? Зачем ему обязательно Дмитрий понадобился? А ну как поверит ему, а мне — нет. Что тогда?»
— Ты почему, Дмитрий Борисович, не кивал головой? — напустился Андрей на ростовского князя.
— Я что тебе, конь? — рассердился тот.
— Но мы ж договаривались заодно быть.
— Договаривались. А ты что понес? Какую-то срамную песню про татар выдумал.
— Как выдумал? Кто выдумал? В Переяславле на пиру у Дмитрия лицедей пел.
— А при чем Дмитрий? Сообрази. Мало ли что лицедей напоет. Здесь ты столько же виноват, сколь и Дмитрий, коли слушал лицедея. И поступил, прости, как базарная баба.
— Ты, князь Дмитрий, не зарывайся.
— Это ты, Андрей, зарываешься. Вот приедет Дмитрий, и увидишь, чем кончится.
— Чем? Чем?
— А тем, что, если Тохта поверит ему, нам всем лихо будет, и в первую голову тебе. А ты, чай, знаешь, как татары с виновными поступают.
Да, что-что, а татарский суд русские князья давно усвоили: провинившегося в чем-то князя, иногда и в пустяке, не щадят они, убивают мучительной и позорной смертью.
Обо всем этом думал Андрей Александрович, лежа в кибитке на колючей кошме. Спать не мог, ворочался, вскакивал, выходил на воздух, смотрел на луну, тревожился. Днем кусок в горло не лез.
В один из дней отправился на Торг, шумевший в центре города, где продавалось и покупалось все, начиная от лепешек и кончая рабами и верблюдами. Отыскал там бакшу>1, сидевшего у костра, попросил его:
— Погадай мне.
Тот спросил вперед деньги и, получив три ногаты, попробовал их на зуб и, спрятав в поясе, приступил к делу. Взял баранью лопатку, сунул ее в огонь и, когда она наконец обуглилась, вынул и склонился над ней: