Спасение жителей несчастных городов, предназначенных к закланию, было лишь в бегстве. И они разбегались, кто куда мог. Зимой в лесу долго не продержишься, и поэтому люди бежали в другие города, где еще не побывали татары. Однако, услышав, что поганые идут и сюда, бежали дальше уже с местными жителями.
Переяславцы с юрьевцами бежали в Дмитров, а оттуда, уже с дмитровцами, направились в Тверь, но некоторые предпочли Москву. А татары после разорения Дмитрова как раз и пошли на Москву.
Князь Данила Александрович, отправив семью в Тверь, сам поехал навстречу орде и, найдя там брата Андрея, сцепился с ним в перебранке:
— Что ж ты делаешь, сукин сын? Али на тебе креста нет?
— Ты на меня не ори. Когда Дмитрий переступал через крест, что ж ты молчал?
— Дмитрий не пустошил землю. Он старался своими силами. А ты? Ты тащишь поганых на отчину, и они распинают ее, как хотят. Ты настоящий Иуда.
— Данила, заткнись, или я...
— Что «или»? Что «или»? Я плевать хотел на тебя и на твоего Дюденю.
— Ну и доплюешься.
Да, пожалуй, напрасно «плевал» Данила Александрович в старшего брата. Напрасно. После ухода орды пол-Москвы выгорело, и еще неизвестно, кто поджег ее — татары или обиженный Андрей.
Пока горела Москва, Дюденя взял Коломну и двинул свою тьму на запад, на Можайск и Волок. И если какой-то князь или наместник, пробившись к Андрею, спрашивали, за что эта напасть на землю, тот отвечал всякий раз:
— Мы гонимся за Дмитрием.
— Но у нас его нет и не было.
— Значит, он просто вас объехал. Мы знаем, что он бежал на заход.
— Но нельзя сжигать город лишь за то, что где-то рядом проезжал великий князь.
— Ну, ошибка, бывает.
В то время, когда сгорела Коломна и дотлевала разграбленная Москва, пробирался по этим княжествам в свой удел Михаил Ярославич Тверской.
Ногайская пайцза ли помогла ему или случай, но проехал он Коломну и Москву без приключений. Беспокоило одно: неужто и Тверь постигла эта же участь?
Однако родной город предстал перед ним цел и невредим.
— А ты знаешь, Сысой, кажется, приказ Ногая дошел до Дюдени.
— Дай Бог, дай Бог,— ответил Сысой.
Но едва въехали они в улицы Загорского посада, как были окружены толпой, кричавшей радостно:
— Князь! Наш князь!
— Откуда столько народу? — дивился Сысой.
— А ты и не догадываешься?
— Неужто беженцы?
— Они самые.
И действительно, все тверские посады были буквально забиты беженцами. Здесь были и москвичи, и дмитровцы, и кашинцы, и даже юрьевцы. И в самой крепости было народу что в муравейнике.