Дождь утихал, гроза прекратилась, но поднялся такой страшный ветер, что дуб дрожал всеми своими ветвями, а внутри его что-то трещало. Петр и невеста его встали, и Настя побежала вперед. Петр пошел было за нею, но вдруг вернулся – он забыл под дубом свою шапку. Нагнувшись и подняв ее, он вдруг вспомнил, что на этот раз еще не обидел своего врага, и, забыв, что дуб только что служил им защитой от дождя и непогоды, он с глупой злостью стал ударять его кулаком по стволу.
В эту минуту налетел страшный порыв ветра, дуб застонал, ствол его, весь изрубленный топором, не выдержал, рухнул и придавил собою плотника. Настя с криком и плачем прибежала в деревню, и, когда крестьяне собрались в поле вокруг дуба, они нашли Петра уже мертвым, раздавленным громадным стволом погибшего дуба.
Не причиняй никогда, Гриня, боли тем, кто хотя и страдает, но не может защищаться, кричать и плакать. Конечно, это сказка, чтоб показать, что дерево могло отомстить человеку. Ты этого не бойся, а только помни, что зло всегда приносит горе тому, кто испытывает недобрые чувства.
Прощай, добрый маленький Гриня, не забывай своей тети Нади Франк».
– Франк, Франк. Мы под каждой сказкой все подпишемся! Пусть Гриня знает, что сказки написали трое, но от имени всех!
И, порешив на этом, похвалив еще раз авторов, девочки разошлись спать.
* * *
В день Рождества Христова, после завтрака, старшие все девочки, собравшись посередине класса, сидели на скамейках и на партах. Было важное общее заседание. Екимова держала карандаш и бумагу:
– Ну, кого приглашать? Слушайте! Батюшку?
– Коллегиально, все-все!
– Попова?
– Пиши тоже от всех, он славный.
– Степанова?
– Все, все, все.
– Дютака?
– Я не хочу!
– И я не хочу!
– Ну его, меня еще тошнит от его L’Egypte, – кричала Евграфова.
– Нет, а я хочу.
– И я хочу!
– Руки вверх, кто хочет приглашать Дютака! Раз, два, три… шесть, ну хорошо, значит, от шести.
– Зверева?
– Не надо, не надо, он злющий.
– Как не надо?
– Я хочу.
– И я!
– И я!
– Трое, ну хорошо, запишу.
– Минаева? – Общее молчание. – Mesdames, кто хочет Минаева?
– Я хочу!
– Франк?
– Ну да, я.
– Еще кто?
– Никто, пиши: одна!
– И напишу, разумеется, напишу!
– Медамочки, да ведь это неловко, – пробовал кто-то запротестовать, но класс зашумел:
– Неловко, так и пиши с Франк, кто тебе мешает.
– Бульдожка, иди в Санчо Пансы к Дон Кихоту, ты, право, похожа!
– Отстань, ты сама на Росинанта[123] смахиваешь.
– Да бросьте, душки, ну время ли теперь ссориться! Значит, Минаева одна Франк. Дальше?
И так перечислены были все учителя и классные дамы чужих классов, многие были совсем забракованы.