Женщина же изменяет мужу единично, по безумному увлечению, после долгих колебаний, страдает от страха, что тайна ее разоблачится, она переживает острый стыд за свою измену, у нее нет заступников ни в семье, ни среди лицемерного света, ей грезятся ужасы, – ярость мужа, дуэль, убийство… И вот, сама ли она выдала себя, случай ли, но тайна ее открыта; оскорбленный муж, как почти всегда это бывает, отнесся с бессильным презрением к сопернику и всею тяжестью гнева и ненависти обрушился на жену. Он прогнал ее из дома, или сама она бежала к родителям. Хорошо еще, если при этом ей не пришлось разочароваться в любимом человеке, если он не бросил ее тоже при разыгравшемся скандале… И вот, – полная отчаяния и страха, она соглашается на все; развод кажется ей благом, она мечтает только о свободе, об освобождении из зависимости от оскорбленного мужа.
Но тут-то и начинается бракоразводная драма: надо доказать ее вину. Для этого идет очная ставка с прислугой, злорадно клевещущей на нее; затем с какими-то пропойцами-лжесвидетелями, которые шаблонно и нагло рассказывают постыдные, подлые подробности о якобы виденном ими факте.
Она с мужем появляется перед священником, который, по обязанности, зная, что никакого примирения между супругами состояться не может, холодно и вяло говорит им шаблонные фразы о христианском сожительстве, о святости брака и т. д. И спросы, допросы, очные ставки, тяжелые встречи с мужем продолжаются долго и как черные пятна плесени пачкают ее душу и мысли, и, наконец – измученная, униженная она появляется в синоде перед ареопагом судей из черного духовенства, – черного, т. е. людей заведомо отрекшихся от всякого искушения плоти, от всех радостей семьи, от всех сатанинских прелестей в образе женщины. Эти судьи, давшие обет отвращать свои мысли от всякого соблазна, теперь будут выслушивать не только исповедь падения по любви, но и подлое, гнусное подробное свидетельское описание фактов. Они будут глядеть на эту женщину, воплощающую для них блуд и грехопадение, и будут задавать ей такие вопросы, отвечать на которые может только женщина, потерявшая всякий стыд.
Суд кончен, приговор произнесен, женщина разлучена не только с мужем, но и с любимым человеком, с тем, ради кого она все это перестрадала и вынесла, он никогда не может стать ее легальным защитником; брак между ними отныне невозможен, суд не сказал ей словами Господа: «Иди и не греши больше», нет, он сказал ей: «Теперь ты уже никогда не выйдешь на честную дорогу семейной жизни, иди и продолжай теперь уже открыто свою тайно начатую связь. Если у тебя будут дети, они будут незаконные, если же тебя, брошенную мужем, бросит твой сообщник, никому до этого нет дела, его мы не судим, он как и всякий мужчина в стороне, виновата одна женщина, ее мы и судим и казним». Мало того, на нее всею тяжестью ляжет еще церковное покаяние: на семь лет она считается отлученной от церкви; а если она женщина религиозная, если вся надежда ее была теперь на сладость молитвы, на исповедь, причастие примиряющие ее с Богом?