– Знаешь, чем я занималась прошлой ночью, после того, как ты покинул нас только потому, что влюбился в Роуан? О, да, ты без памяти влюбился в доктора Долоросу[19]. Ладно, угадай, чем я занималась! Я читала твои книжки, эти твои сентиментальные, приторные, слезливые «Вампирские хроники», и поняла, почему те, кого ты провел через Обряд, презирают тебя! Ты обращался с Клодией как с куклой, потому что у нее было тело ребенка! А зачем вообще делать из ребенка вампира?..
– Замолчи! Как ты смеешь?!
– А твоя мать? Ты провел ее через Обряд Тьмы, а когда она захотела обрезать свои длинные волосы и носить мужскую одежду, ты запретил ей. И это в восемнадцатом веке, когда женщины должны были разгуливать в платьях, похожих на торт. Ты аристократичное чудовище!
– Ты оскорбила меня, надругалась над моими чувствами! Если ты не прекратишь…
– И я понимаю, почему ты так распалился из-за Роуан.
Она первая взрослая женщина, не считая твоей матери, которая привлекла твое внимание больше чем на пять минут. И вот вам результат: Лестат открыл для себя противоположный пол! Да, представь себе, девочки вырастают и становятся зрелыми женщинами! И я принадлежу к их числу. Здесь не сады Эдема, и я не сниму это платье!
Квинн встал с дивана.
– Лестат, прошу, подожди!
– Убирайся! – взревел я.
Я встал из-за стола. Нанесенная мне рана была так глубока, что я едва мог говорить. Я снова почувствовал жалящую боль по всему телу – такую же, как когда разъяренная Роуан набросилась на меня в Обители. Эта боль сковывала, лишала сил.
– Вон из моего дома, подлая, неблагодарная дрянь! – орал я. – Убирайся сейчас же, пока я не спустил тебя с лестницы! Ты могущественная шлюха, вот ты кто! Ты используешь все, что дают тебе сексуальность и молодость. Ты моральный лилипут на каблуках, профессиональный подросток, дитя по призванию! Тебе не понять значения философского озарения, ты не знаешь, что такое духовная близость или настоящее развитие… Убирайся, убирайся немедленно, неудавшаяся наследница состояния Мэйфейров! Отправляйся к своему семейству смертных на Первой улице. Измывайся над ними, беснуйся, пока они не сойдут с ума и не раскроят тебе череп садовой лопатой, а потом закопают живьем на заднем дворе!
– Лестат, умоляю тебя… – Квинн в отчаянии заломил руки.
Но я был слишком зол.
– Забирай ее к себе на ферму!
– Никто меня никуда не заберет! – выкрикнула Мона и рванулась к дверям.
Развевающиеся волосы, сверкающие блестки. Хлопнула дверь. Удаляющийся цокот каблуков по металлической лестнице.
Квинн затряс головой. Он беззвучно плакал.