— И этот туда же, — потрясенно прошептала мадам Егорова, — вы что сговорились и все хотите моей смерти? Вы хотите оставить меня совсем одну?
— Ну что ты, Капочка, — кинулась к ней сестра, — я вовсе не покидаю вас. Я буду часто-часто вас навещать, обещаю! К тому же, ты совсем не одна, у тебя есть Ефим Иванович, Сережа…
— Который тоже собрался служить!
— Ну о чем ты говоришь, он же еще ребенок. Разумеется, его не могут взять ни на какую службу.
— А вот и могут! Я сам сегодня видел мальчика одетого в морскую форму, и он был на службе.
— Сережа, пожалуйста, не выдумывай и не расстраивай маму.
— Но я видел!
Неизвестно, сколько бы они так препирались, но тут снова открылась дверь, и на пороге показался глава семьи. Ефим Иванович выглядел немного смущенным, и было отчего. Вместо привычной чиновничьей формы, на нем мешковато висела офицерская шинель, а голову покрывала лохматая маньчжурская папаха с крестом[50]. Болтающаяся на боку шашка отнюдь не придавала коллежскому асессору воинственности, скорее наоборот.
— Видишь ли, дорогая, — промямлил он несмело глядя на супругу, — меня некоторым образом призвали на службу.
— Папочка, — восторженно воскликнул Сережа, — так ты теперь офицер?
— Ну, не совсем… волонтер Квантунской дружины.
— Держите меня, — прошептала мадам Егорова и упала в обморок.
* * *
Жизнь Алеши очередной раз переменилась. На другой день он сдал «Боярина» новому командиру, капитану второго ранга светлейшему князю Ливену. Офицеры в последний раз пригласили его как командира в кают-компанию. По обычаю налили, чокнулись…
— Благодарю за службу, господа офицеры, — немного дрогнувшим голосом проговорил великий князь. — Что же, каждому свое, вам воевать, а мне перекладывать бумажки. Не поминайте лихом!
— Для нас было честью, служить под вашим командованием, — громко заявил державшийся до поры в стороне Никитин.
— А для меня, командовать вами, господа.
Прощальное построение команды, традиционный поцелуй с боцманом…
— Спасибо за службу, братцы! Дай вам бог воинской удачи, да моряцкого счастья.
— Рады стараться! Покорнейше благодарим!
Уже когда было садиться в катер, к Алеше подошел Семенов и сказал на прощание.
— А всё же, в первый бой нас повели вы, Алексей Михайлович. Да какой бой!
— Дело и впрямь получилось жаркое, — скупо улыбнулся он, — надеюсь, вас всех достойно наградят.
— Жаль что уходите, вот ей богу, еще немножечко покомандовали бы, так был бы у «Боярина» георгиевский флаг[51]!
Впрочем, насчет бумаг великий князь погорячился. Конечно, канцелярской работы хватало, но хватало так же и живого дела. Первым поручением Алексею Михайловичу было устройство береговых батарей на мысе Ляотешань. Собственно оно уже началось, готовились позиции для двадцативосьмисантиметровых пушек, и плюсом к тому планировалось установить два шестидюймовых орудия снятых с «Ретвизана». Алеша решительно воспротивился разоружению боевого корабля и предложил простой и остроумный выход. На Ляотешане было устроено несколько командных пунктов с дальномерами соединенных телефонными линиями друг с другом и специально поднятым воздушным шаром. Прилегающая акватория была поделена на квадраты, и корректировщикам оставалось лишь сообщить, где именно находится вражеский корабль. Обычно японцы уходили восвояси, как только рядом начинали подниматься всплески от русских снарядов.