Мы всегда с бабушкой гадали: похожа ли новая жена ее сына на мою мать? На меня? Мне казалось, что да. Почему-то в это хотелось верить, глядя на родительские фотографии, где мать с отцом были еще молоды и счастливы. Но нет, действительность легко разрушила наши ожидания. Галина Юрьевна оказалась высокой, крупной и даже полноватой женщиной, со взбитой копной блондинистых волос. С волевым подбородком и взглядом валькирии. Когда этот взгляд остановился на мне — серый, немигающий, внимательно рассматривающий мое поношенное пальто, собственноручно связанную из старой бабушкиной кофты шапку и стоптанные в морозной слякоти нашего городка сапожки, мне захотелось съежиться под ним в комок и расплакаться от чувства одиночества и чуждости этому дому и этим людям.
Но вместо этого я раскашлялась, едва не потеряв сознание от неловкости и испуга за свою простуду, так не вовремя напомнившую о себе.
— Стас, принеси Насте воды. И помоги уже своей сестре раздеться, хватит стоять столбом!
Я помню эту фразу, сказанную хозяйкой дома, очень отчетливо, потому что это был первый раз, когда я отважилась поднять глаза на своего сводного брата. Не от смелости, а от страха, что он действительно решится помочь мне. Этот взрослый темноволосый парень, чей ледяной взгляд больнее всего резанул с порога. И который видел, я это чувствовала, меня насквозь.
Он стоял босиком у ступеней лестницы, сунув руки в карманы домашних брюк, и смотрел на меня холодными, неприветливыми глазами.
— Сестре? — темные брови взлетели вверх в искреннем удивлении. — Мать, ты шутишь? Не вздумай подобное сказать при моих друзьях. Батя, ты где ее откопал? Что, в приюте для беженцев прятал? У нее же взгляд побитого щенка!
Батя. Он называл моего отца батей, тогда как я боялась лишний раз обратиться к нему. Да, мой отец был тихим человеком и потому промолчал, недовольно поджав рот. Затрещина — крепкая, увесистая и звонкая прилетела сводному брату от его матери. А я все-таки расплакалась, потому что в этот момент поняла, как далеко отсюда мой дом. А еще, что мне абсолютно некуда идти.
Он все-таки помог мне раздеться, под напряженным взглядом родителей, негромко переговаривающихся в стороне, брезгливо стянув пальто с худых плеч. Думаю, в этот момент мой отец чувствовал себя так же неуютно, как я, но слова утешения предпочел сказать жене.
— Сапоги сама снимай, я тебе не нанимался прислуживать. И вот это старье, что напялила — тоже. Моя мать не экономит на отоплении, а у нас сегодня гости. Не знаю, почему батя не побеспокоился.
На мне был бабушкин кардиган — практичный, теплый, и совсем немодный. В нем я смотрелась особенно тощей, если учесть, что всегда была невысокой и щуплой. Но я бы сейчас ни за что не согласилась расстаться с ним, а потому только туже запахнула на груди толстый воротник, сняла сапоги и вновь уткнулась взглядом в обтянутую футболкой спортивную грудь сводного брата, не в силах дальше решиться ни на одно действие.