Нет, это не было ненавистью. Ненавидеть легко, это чувство всегда делало меня сильней, сейчас же я чувствовал боль. А еще злость на друга за то, что был рядом. Что видел меня таким. Что узнал о моей слабости раньше, чем я догадался сам.
Рыжий разогнал народ ночным звонком, и когда машина его отца остановилась у открытых ворот в Черехино, — дом оказался пуст. Лишь следы вечеринки, укатанная шинами дорога и по-прежнему орущая из динамиков музыка говорила о том, что еще совсем недавно здесь весело проводили время.
Сводная сестра никак не могла открыть дверь машины, и Бампер со вздохом перегнулся через сидение, чтобы помочь девчонке. Внимательно посмотрел в лицо, криво усмехнувшись, когда она отпрянула.
— Как зовут тебя, найденыш? — спросил, и услышал в ответ тихое и осторожное:
— Настя.
— В кого ж ты такая хилая, а, Настя? Не кормят тебя, что ли?
— Отвали. — Это сказал я, а девчонка промолчала. Выскользнув из машины, оглянулась и побрела к дому.
— Ну и зачем ты, Витек? Она и без тебя замерзла и устала.
— Вижу, — Рыжий закурил. Щелкнул у лица зажигалкой, открывая окно. — Причина, видимо, не моего ума дело?
Мне по-прежнему не было что с ним обсуждать.
— Не твоего.
— Да, Стас, не в аптеку сгоняли. С резинками у вас еще долго не заладится. Детский сад, твою мать…
— Заткнись.
— Ладно, поехал я. Сводная, так сводная. Машину у отца без спроса взял, придется выкручиваться.
Рыжий был моим другом, лучшим другом, и я сказал:
— Спасибо.
Хлопнув дверью 'Мерседеса', остался стоять, сунув руки в карманы брюк, глядя вслед скрывшемуся в ночи автомобилю…
Я выключил музыку и закрыл окна. В доме было грязно и холодно, как всегда после вечеринки, и пахло травкой. Определенно, мать ожидал сюрприз, но я не хотел сейчас об этом думать. Ни о чем не хотел думать. Сейчас ноги несли меня к Эльфу, и я ничего не мог с собой сделать.
Я нашел ее на кухне. Не знаю, почему она не включила свет. Он мягко падал из холла в открытую дверь, освещая щуплую спину девчонки, что стояла у плиты с чайником, пытаясь поджечь конфорку. Она сняла верхнюю одежду, оказавшись дома, но ей все еще было холодно и хотелось тепла. И в том виноват был я.
Мне ничего не стоило отодвинуть ее в сторону, чтобы помочь, но, клянусь, она занимала так мало места! И была слишком трусливой, чтобы убежать, почувствовав меня за своей спиной. Так близко, что последний раз всхлипнув, замерла не дыша, когда я отобрал из ее рук чайник и зажег огонь.
— Такая худенькая… Скелетина, ты что, недоедала? Ты же с бабкой жила. Пироги, щи, блинчики с творогом, все такое, — прошептал в ее затылок, понимая, что говорю ерунду. Дурея от того, что могу касаться носом ее волос, чувствовать нежный запах и молочное тепло кожи.