— Да.
— И наперед еще, что сказать хочу. Грубоватая я, знаю за собой такой грешок. Не приходилось с девочками дела иметь. Так что ты не обижайся, если невзначай обижу словом. Не нарочно это. Хорошо?
Я смотрела на женщину, до этого дня незнакомую мне, сидящую передо мной с прямой спиной и мужским взглядом во все глаза. И тянулась к ней, как тянется все живое к теплу. Еще неосознанно, но первый раз ей улыбаясь.
— Нет, не обижусь. Вы хорошая! — слова как-то сами сорвались с губ и не вернуть назад. Да и не хочется.
Она тоже улыбнулась — несмело и осторожно, как будто пробуя игру улыбки на своих губах. Встав со стула, подошла ближе.
— Стаська станет обижать, говори мне, — предупредила твердо. — Вообще-то, он парень у меня неплохой, но загонориться может. Договорились?
Я давно уже сидела, покашливая, и в ответ смогла только кивнуть. Днем я была у врача, но рука мачехи все равно опустилась на лоб.
— Нет, так дело не пойдет. Еще растемпературишься ты у меня к утру. Давай-ка, не стесняйся, колготки свои мокрые снимай и лезь в горячую ванную. А после спать! И не переживай, сыну сегодня сюда ход запрещен. А завтра мы вместе с новым днем подумаем, как быть.
Как быть — я не знала. Кровать сводного брата, как и вся мебель вокруг, показалась мне большой и удобной, не то, что старенький, продавленный диван в бабушкином доме. Но это была не моя кровать, не моя комната и не мой дом, и я, аккуратно сложив вещи на стул, свернулась калачиком на ее краешке, боясь помять свежие простыни. Чувствуя себя в чистой футболке сына Галины Юрьевны незваной и непрошеной гостьей. Однако же мои колготки сохли на батарее, теплый кардиган и платье висели на стуле… Мачеха оказалась права, горячая ванна согрела меня, и, несмотря на сомнения, я все же уснула, прикрывшись краешком одеяла.
Ночью мне снились серые глаза, люто взирающие на меня из-под темной, рваной челки, а на утро я все-таки заболела, и пришлось снова вызвать врача.
Следующие два дня прошли в постельном режиме, покое и приеме лекарств. Ко мне заходила мачеха, дважды проведал отец. Я почти все время спала и все же слышала голоса сводного брата и его друзей, долетающие до меня из соседней комнаты. Когда за стеной, разделяющей наши спальни, слышался громкий хриплый смех, я только могла догадываться, что этот смех обращен на меня и еще теснее сворачивалась под одеялом клубком. Или, запахнувшись в бабушкин кардиган, забиралась в кресло у окна, подогнув под себя босые ноги, и смотрела, смотрела на первый декабрьский снег, нежной порошей укрывающий двор и длинную улицу с рядом красивых и стройных в своей новизне домов. Разглядывала зажигающиеся в вечернем сумраке окна, и представляла себе за полотном штор жителей этих красивых вилл и замков, отгородившихся друг от друга высокими коваными заборами.