— Не волнуйтесь товарищи, — послышался громкий голос, — пусть она теперь волнуется. Садитесь товарищ Севастьянова. Разговор будет тяжелым, хотя и не очень длинным.
За столом под изображениями вождей сидела колоритная троица. В центре сидел худощавый мужчина с мелкими чертами лица и бегающими карими глазами. Темные волосы уже начинали редеть, хотя на вид этому человеку едва-едва перевалило за сорок. На петлицах суконной гимнастерки красовались три ромба комиссара ГБ второго ранга. Это был Евгений Свечкарев, официальный руководитель Центра, отвечающий за разработку проекта «Плеяда».
Слева от него сидела Алиса Барвазон одетая по форме майора НКВД. При виде Наташи она брезгливо скривила губы, однако девушка даже не посмотрела в ее сторону. Ее внимание привлек третий из сидящих за столом — невысокий бурят лет сорока пяти, но с уже пробивающейся сединой в черных волосах. Вместо формы он оносил синий бурятский халат и шапку из шкуры какого-то зверька. Халат украшали вышитые золотом изображения причудливых созданий напоминающих помесь чертей и обезьян. Бесстрастные черные глаза казалось, смотрели куда-то вдаль, тонкие губы что-то беззвучно шептали, пока тонкие пальцы перебирали четки из змеиных черепов.
Какое-то время они молча мерялись взглядами, потом Свечкарев нарушил молчание.
— Ну, что стала столбом Севастьянова — сказал же, проходи, садись, — он указал на стоящий перед столом одинокий стул, — или стыдно стало? Или совесть проснулась, а Севастьянова?
Наташа не торопясь, прошла к стулу и уселась глянув в глаза Свечкареву. Превозмогая страх, она даже нашла в себе силы усмехнуться.
— Нет, не стыдно, товарищ Свечкарев, — произнесла она, — чего стыдится-то? Того, что Борсоев меня пристрелить не успел — так в том извините, не виноватая я. Или того, что врали мне вы товарищ комиссар, вся контора ваша врала. И про отца моего и про Центр этот да и про врагов наших много чего недоговаривали.
— Ишь, как запела контра! — скривился комиссар, — врали ей, скажите цаца какая. Про отца своего, троцкистское отродье, молчала бы — вон ведь где нутро гнилое вылезло, яблочко от яблони рядышком упало. А то, что не рассказывали тебе многого — значит тебе и знать то, не положено. Невелика птица, пигалица, — он хохотнул своей рифме.
— Может и не велика, товарищ Свечкарев, — кивнула Наташа, удивляясь своей наглости, — да вот только если бы знала я, что мой диагноз стольких девчонок под Титовскую сопку подведет — так лучше бы мне тогда и самой застрелиться, чем в проекте вашем участвовать. А что батя с Троцким в Гражданскую общался — так было дело, много кто с ним тогда ручкался. Вон комиссарша наша — неужто не знала совсем, единокровника-то?