— Все эти двенадцать лет ты скрывался не от меня, — продолжал Блэк. — Ты скрывался от сторонников Вольдеморта. Я много чего наслушался в Азкабане, Питер... Они все уверены, что ты мёртв, иначе ты бы перед ними ответил... Я слышал, что они кричали во сне. Представляешь, им не нравится, когда крысы крысятничают! Вольдеморт отправился к Поттерам по твоей наводке... и встретил там свою погибель. И ведь не все бывшие сторонники Вольдеморта оказались в Азкабане. Очень многие на свободе, выжидают, делают вид, что осознали свои ошибки... Если до них дойдёт, что ты жив, Питер...
— Не понимаю... о чём ты... — ещё пронзительнее ответил Петтигрю. Он утёр лицо рукавом и посмотрел на Люпина: — Ты же не веришь в это... в это безумие, Рем...
— Должен признать, Питер, мне трудно понять, зачем невиновному человеку двенадцать лет прикидываться крысой, — безмятежно откликнулся Люпин.
— Невиновному, но напуганному! — взвизгнул Петтигрю. — Приспешники Вольдеморта охотились за мной потому, что из-за меня оказался в Азкабане один из их лучших людей — шпион, Сириус Блэк!
Лицо Блэка исказилось.
— Да как ты смеешь? — взревел он, и вдруг стало вполне очевидно, что совсем недавно он был собакой размером с медведя. — Я — шпион Вольдеморта?! Это когда же я увивался вокруг сильных и облечённых властью? А вот ты, Питер!.. Непонятно, как я сразу не догадался, что ты шпион? Ты же всегда любил, чтоб у тебя были покровители, чтоб они о тебе заботились! Сначала мы... мы с Ремом... и Джеймс...
Петтигрю снова вытер лицо; он ловил ртом воздух.
— Я — шпион?.. совсем с ума сошёл... никогда... не понимаю, как ты можешь говорить такие...
— Лили с Джеймсом назначили тебя Хранителем Тайны, потому что я посоветовал, — прошипел Блэк так злобно, что Петтигрю попятился. — Я думал, что это безупречный план... блеф... Вольдеморт охотился бы за мной, ему бы и в голову не пришло, что они выберут тебя, слабака и бездарность... Надо думать, то была лучшая минута в твоей жизни, когда ты сообщил Вольдеморту, что можешь сдать ему Поттеров.
Петтигрю бормотал что-то невразумительное; Гарри уловил «это уж слишком» и «безумие», однако обратил внимание, каким пепельно-серым сделалось лицо Петтигрю и как отчаянно он шнырял глазами от окон к двери.
— Профессор Люпин? — робко позвала Гермиона. — А можно... можно мне сказать?
— Пожалуйста, Гермиона, — любезно ответил Люпин.
— Понимаете... Струпик... то есть этот... этот человек... он спал в одной комнате с Гарри целых три года. Если он работал на Сами-Знаете-Кого, почему же он за всё это время ничего Гарри не сделал?