оценивалось и было обязательной частью курса. Больше всего меня тревожило то,
что мне придется одновременно читать текст и показывать слайды. Вдруг слайды
будут перевернуты? Мало ли, произойдет так, что я буду рассказывать о «Портрете
Пикассо» Хуана Гриса, а в это время показывать буду работы самого Пикассо?
Вариантов провала было бесчисленное количество.
Темой моей презентации было направление в искусстве, в котором не
использовалась перспектива, и я тоже не видел будущее своей жизни.
День выступления настал. Вторник, 17 марта 1997 года. Он выглядел, как типичный
для Халла хмурый день, однако он таким не был. Обманчивое впечатление. В
воздухе висела угроза. Все вокруг, даже мебель в общежитии, выглядело, как
секретное оружие в невидимой войне против меня. Чтение «Дракулы» для курса по
готической литературе мне не помогало. («Я полон сомнений, страхов; на ум мне
приходят странные вещи, в которых я не посмею признаться и себе самому».)
– Ты всегда можешь притвориться, что болен, – посоветовала мне моя новая
девушка и будущая жена Андреа.
– Нет, не могу. За это поставят оценку. Оценку!
– Боже, Мэтт, успокойся. Ты преувеличиваешь важность этого события.
После этого разговора я пошел в аптеку, купил успокоительное и проглотил столько
таблеток из 24-х, сколько смог. (Думаю, около 16-ти. На вкус они были похожи на
траву и мел.) Я ждал обещанного успокоения.
Но я не успокоился. Вместо этого я зачесался, и на теле выступила сыпь.
Сыпь покрыла руки и шею. Мерзкие красные пятна. Кожа не только чесалась, но и
горела. Семинар должен был начаться в 14.15. Может, сыпь была реакцией на стресс.
Вероятно, мне нужно было что-то другое, чтобы успокоиться, тогда я пошел в бар и
заказал там кружку светлого пива и две рюмки водки с лаймом, выкурил сигарету.
За 10 минут до назначенного начала презентации я сидел в туалете исторического
факультета и пялился на свастику, которую какой-то идиот нарисовал на блестящей
двери из светлого дерева.
Первая полноценная паническая атака в моей жизни не могла сравниться с теми,
которые я испытал на Ибице и позднее в доме моих родителей.
Сыпь на шее усилилась, а я оставался в туалете, безмолвно изучая себя в зеркале.
В этот момент я почувствовал власть над временем. Мне показалось, что я могу его
остановить.
«Стоп», – прошептал я. Но время не остановилось. Оно не остановится, даже если
вежливо попросить его об этом.
Затем у меня все получилось – я показал презентацию. Я заикался, и голос мой
дрожал, как осенний лист. Пару раз я перепутал слайды и не смог сказать ничего
помимо того, что было аккуратнейшим образом написано мной на листочках.