Я пытаюсь отвернуться, но он приближается ко мне и хватает за локоть. Его взволнованное лицо находится так близко, что я вижу каждую крапинку в его серых глазах.
- Неужели я ничуть не мил вам, Селеста?
Я вздыхаю, стараясь соблюдать почтительное расстояние между нами. Может быть, ему уже хватит думать обо мне, как о разнеженной барышне.
- Я не знаю, что это значит. Я оцениваю достоинства мужчины по его поступкам и качествам характера. Я не слишком сентиментальна.
Габриэль выпрямляется и смотрит на меня, усмехаясь, что очень меня напрягает.
- Ну, уж это я заметил, ваше высочество. Но неужели вы еще не усмотрели ни единого качества характера, за который стоило бы меня полюбить?
- Габриэль, это пошло, - морщусь я.
- Что - пошло?
- Выпрашивать любовь.
- Я не выпрашиваю любовь, - он кладет ладони на мой столик и суровеет, - я знаю, что у вас нет выбора, Селеста. Так же, как его нет и у меня. Но мне бы хотелось, чтобы вы не испытывали отвращения, находясь со мной. Чтобы вы хотя бы уважали меня, как человека, если я не достоин вашей любви.
Я все еще не сентиментальна, но его слова заставляют меня смягчиться.
- Габриэль, я слишком плохо вас знаю. В моем случае любовь скорее может появиться из дружбы и взаимной привязанности, а не из того из чего... - я делаю вздох, - из чего, вынуждена предположить, она появилась у вас.
Габриэль выпрямляется, потирая мужественный подбородок, и насмешливо поглядывает на меня.
- Вы думаете, я уже влюблен?
- Я этого не говорила, но ваши действия...скажем, я сделала выводы.
- Что ж... А что, если и так? Может быть, мне повезло больше вас. Мне повезло встретить прекрасную юную женщину, которая смела и говорит то, что думает, и у которой нет ни малейшей причины тут же не вскружить мне голову.
Он прикасается ко мне, и я вздрагиваю. Я мало что понимаю в любви - у меня нет патриотических чувств к своему региону, и я никогда не испытывала трепета при взгляде на симпатичного портного, как делала каждая подружка, которая когда-либо была у меня во дворце. Хотя, надо признать, даже друзей у меня особо не водилось после случая со служанкой. В конце концов, я просто смирилась с тем, что я - одиночка - и это устраивало меня. Я ни с кем не могла разделить ношу своего дара или хотя бы место в клетке, называемой троном. И с самого детства меня приучили не надеяться на любовь, а заставлять других ее почувствовать - что тоже мне особо не удавалось. Может быть, я всегда считала, что одиночество слилось с моей кровью и стало горящей печатью на коже, уничтожая ту, кем я могла бы быть.