Кэтти спустилась и в конце лестницы, нащупав в темноте выключатель, нажала на клавишу. Вспыхнул свет. Хрустальная люстра, сверкая, осветила гостиную. Мадлен, бледная, все так же стояла в застывшей позе на лестнице, держа в руках старинный пистолет. За окном слышался крик «полиция» и звуки борьбы. На паркете были струйки крови.
— Надеюсь, ты не убила его, — произнесла Кэтти и попыталась шутить:
— Не ожидала, подруга, что ты такая меткая и сможешь попасть даже в темноте. Мои аплодисменты!
Мадлен стояла молча, не шевелясь и даже на расстоянии было видно, что ее бьет нервная дрожь. Кэтти забрала пистолет, взяла с дивана плед и набросила его на плечи подруги. Потом помогла ей спуститься по лестнице и усадила в кресло. Мадлен была похожа на мумию — без разума, чувств и эмоций. Кэтти с тревогой посмотрела на нее:
— Я мигом, поставлю и заварю чай.
Однако ее намерению не суждено было сбыться, по крайней мере, быстро. Два полицейских из Внутреннего ведомства, которые ехали за ними следом, вошли через то же высокое окно. Представившись и, показав Кэтти удостоверение, один из них — человек в бейсболке, сказал сухо:
— Мы схватили воров. — Теперь без солнечных очков, были видны его резко обозначенные мешки, под ничего не выражающими глазами. — Один из них ранен.
— Сильно?
— Пустяки.
— Мадлен выстрелила случайно, в темноте из-за сильного волнения.
— Мы в курсе о ходе расследования. Поэтому мы здесь, чтобы защитить ее.
— Однако вы не торопились, — язвительно подметила Кэтти.
Офицер ничего не ответил и отошел в сторону. Обернувшись, он кивнул на Мадлен, находящуюся еще в шоке:
— Сделайте ей чай, но лучше бренди или виски, если есть. Этих двоих мы увозим в Париж, пока не вмешалась Муниципальная полиция Ришелье. — И, словно предупреждая вопрос Кэтти, сказал:
— Рана незначительная. Мы его перевязали.
Кэтти кивнула. Было не до шуток и взаимных упреков. Она подошла к бару, чтобы найти виски. Выпив их с водой, Мадлен, действительно, стала приходить в себя. Она смогла говорить:
— Не знаю, как это получилось, Кэтти… Я не убила его?
Вбежала перепуганная мадам Бенуа. Увидев Мадлен и Кэтти здоровыми и невредимыми, она радостно всплеснула руками и подошла к девушкам, ни о чем не расспрашивая.
— С тобой все в порядке, дорогая? — Она, как мать обняла Мадлен, крепко прижав к себе. Объятия или виски тому были причиной, но, наконец, слезы в два ручья потекли по щекам девушки. Она тихо плакала, уткнувшись в грудь Клер. Все успокоилось, и только всхлипы и рыдания время от времени нарушали ночную тишину дома.
— Поплачь, поплачь, моя милая, — приговаривала мадам Бенуа, и Кэтти впервые видела ее лицо без макияжа, в наспех надетой косынке. Она была так похожа на обычную пожилую женщину, каких много в Киеве, но исходящий внутренний свет от лица превращал его в лик мадонны.