- Мы очень сильный народ, - медленно промямлил Мейзамир, не поворачиваясь. - А энергетика наша, попав в чье-то поле, выветривается столетьями. И то не до конца.
Я ждала, пока он повернется, но красавчик продолжал исследовать городской пейзаж за окнами.
А когда я утомилась от тягучей, напряженной паузы, и собиралась уже встать, сходить на кухню, наконец, решился на встречу взглядами.
- Еслена, - хрипло произнес красавчик. - Я не обижу ни тебя, ни твоих друзей. Я не могу доказать это. Но разве я спас бы вас в противном случае? Не понимаю, чего еще тебе надо? Твое недоверие немного… обижает, - он глубоко и нервно вдохнул.
Сердце екнуло, но скользкая змея сомнений все еще холодила грудь, не давала покоя. Как бы ни убеждал меня Мейзамир - действиями, словами, весомыми аргументами, что-то с ним было не так. Я ощущала это как охотница и как индиго.
Красавчик что-то такое почувствовал. Встал, кивнул и предложил.
- Давай я пока сооружу что-нибудь поесть или выпить? Я готовлю не хуже твоего Макса. Раз уж он не удел, вас покормлю я.
Его предложение немного разрядило накаленную едва ли не добела обстановку. Хотя недосказанность между нами по-прежнему сильно действовала на нервы.
Я тоже поднялась и отправилась за Мейзамиром на кухню. Посмотрю, как стряпает гость из параллельного мира, о чьей расе и слыхом не слыхивала. О чьей расе не писали хитромудрые древние индиго. Даже любопытно, что он мне состряпает.
Мейзамир
Я никогда не боялся боли, не бежал от нее и не ныл. Я голодал, испытал все прелести разложения заживо, боль от ран, оставленных ловкими охотниками. Физическая боль совсем меня не страшила.
Но пресловутая душевная боль оказалась мучительней во сто крат. И она не проходила, не угасала, как ни давил я ее усилием воли, лишала желания бороться, желания жить.
Она колола грудь и тянула, резала и тянула снова. И не было на свете лекарств, чтобы мне помогли.
Еслена ясно дала понять - чудовище, вроде меня, для нее лишь зверь без чувств, эмоций, порывов. Зверь, не способный ни на что хорошее, доброе. Зверь, которого нужно уничтожить, стереть с лица земли, не вдаваясь в подробности, не мороча себе голову тем, что у него за душой и на сердце.
Еслена присела в кресло - бодрая, сильная ценой моей энергии, еще двух недель без голода. А я возился у плиты, поджаривая говяжий фарш с овощами и бурым рисом.
Я любовался ею, украдкой, из-за плеча, пока охотница задумчиво всматривалась в рассветный город.
Интересно, приняла бы она мою помощь, мои силы, если бы знала?
В груди снова закололо, словно мириады шил вонзились и прокручивались, дергались туда-сюда. Нет, наверное, не приняла бы. Предпочла бы обморочное забытье, мутное и вязкое, нынешней бодрости и мощи, что струились по венам и мышцам.