Екатерина Дмитриевна замолчала, и я спросил:
— Это первого марта?
— Какого там первого марта? Это пять лет назад.
— Пять лет назад?! — поразился я. — Мы с ней встретились пять лет назад? Вы ничего не путаете?
— Нет. Вы тогда учились на третьем курсе или на четвертом. И двое ваших однокурсников поженились. Припоминаете?
— Да, конечно. Костя женился на Насте. Свадьба была шумная. Он весь курс пригласил.
— Да. А Настя пригласила всех своих подруг. Помните, кем она была?
— Еще бы — моделью. Косте весь курс завидовал. А потом эти девушки на свадьбе дефиле устроили. Так все просто очумели и потом в очередь выстраивались танцевать с ними.
— А вы в очередь не вставали.
— Да как-то не мое это.
— Вы предпочитаете спонтанность и естественность.
— Ну, наверно.
— Не наверно, а точно. Именно так вы и сказали.
— Вам?
— Почему же мне? Девице, которая сама вас пригласила. Вы ведь танцевали тогда?
— Вроде бы.
— И танцевали, и говорили. Вот так вы с ней и познакомились.
Я помнил салют, который устроили родители новобрачных на даче, где все мы едва уместились. Танцы помнил смутно. А уж лицо девицы, с которой танцевал, вспомнить никак не мог, сколько ни напрягал память.
— Совсем не помню, — покачал я головой.
— Мы догадались, — кивнула Екатерина Дмитриевна. — Через несколько дней, выйдя из дома, ты спокойненько прошел мимо нее. Она стояла на остановке. Ты остановил маршрутку и уехал. А она еще долго смотрела вслед. Очень долго. Так все началось. И тогда мы поняли, что не сумеем уследить за вами. Она ведь может позвонить тебе по телефону. Назначить встречу. Ты сядешь в машину и уедешь. Мы тогда почему-то решили, что она не станет ждать двадцати пяти лет, чтобы появиться у тебя на горизонте, а начнет действовать сейчас же, сразу. Что нам оставалось? Пришлось заслать своего агента…
Она повернулась к Кире, и Кира наконец поднял на меня глаза. Может быть, я только что и приобрел в лице этих женщин небесных покровителей, но друга я в этот момент потерял. И пожалел об этом. Я лишь сейчас понял, что Кира мне вовсе не был безразличен. Насмешки, которые я отпускал в его адрес, и высокомерие, которым его порой отталкивал, не меняли сути вещей. Во-первых, кроме Киры, у меня никого нет, он единственный из моих друзей, с кем я до сих пор поддерживаю отношения. Я так страдал от его назойливости, которую считал чертой его характера, но, если честно, я думал, что Кира относится ко мне с теплотой, и это мне было очень приятно. А выходит, назойливость его была вынужденной. Он ходил ко мне по просьбе бабули тогда, когда, вероятно, с большим удовольствием провел бы время в другом месте, в другой, более подходящей, ему компании.