Есть ведь уже человек, который дважды пытался все изменить. Но у нее не получилось. Хотя она все знала наперед. Но вот теперь и я знаю, что с того? Сидеть и ждать, что же моя судьба собирается со мной сделать?
— Вы верите в судьбу? — спросил я Ольгу Владимировну.
Голос мой звучал жестко.
— Не знаю, — ответила она. — Раньше мне казалось, что всегда можно что-то изменить, что-то предпринять. Но я стала свидетелем таких событий, которые сделали меня фаталисткой. Мне кажется, все свершится по задуманному сценарию, хотим мы того или нет. Противиться бессмысленно. Можно только попытаться понять…
— И вы поняли, что случилось с вашей подругой?
— Нет, ничего не поняла. Ее случай — это просто взрыв, атомный взрыв, который прогремел в моей жизни, и я все время теперь оглядываюсь назад, на дымящуюся воронку. Никуда от нее не деться.
Она взглянула на часы и встала.
— Господи, только подумать. Я сижу у вас здесь уже почти час, говорю бог весть о чем, а вы настолько вежливы, что даже не напомните, что пора и честь знать.
Она грустно улыбнулась мне и потянулась за клеткой с канарейкой.
— Я помогу! — Слова мои прозвучали, вероятно, с огромным энтузиазмом, сам от себя такого не ожидал.
— Не стоит, — сказала она. — Клетка почти невесомая. А Евы все равно нет дома, разве вы не знаете?
— А где она? — спросил я как идиот.
Как будто я всегда знал, где была Ева, а вот именно теперь она позабыла поставить меня в известность о своем местопребывании.
— Они сегодня экзамен сдают, преподаватель уезжает, а он их всегда так задерживает…
Наверно, на моем лице проступили следы разочарования, которое я всеми силами пытался скрыть, потому что она спросила:
— Сказать ей, что вы заходили?
Я вспомнил все, что она мне сейчас рассказала, и подумал, что если мне и суждено так глупо умереть, то у меня и права какие-то есть в этой истории. У меня там еще в этой истории идиотской счастье запланировано. Той же судьбой, между прочим. Так почему бы не использовать свой шанс? А то не ровен час, в этой серии как-нибудь без счастья обойдется.
— Обязательно скажите, — ответил я. — Непременно.
Она ушла, а я встал у окна с сигаретой, посмотрел на супермаркет, где круглосуточно суетился народ, посмотрел на перекресток, где вечно стояла нетерпеливая пробка из машин. Все это меня так раздражало еще вчера. Или позавчера? Но сейчас светофоры мигали в темноте как елочные огоньки, а супермаркет так славно переливался огнями, и люди входящие и выходящие — были такими славными и приветливыми.
Им предстояло жить. А мне — нет. Кто-то решил за меня, что мне лучше попробовать начать все сначала. А потом — еще раз — сначала. А потом — еще. Я подумал, что конца, может быть, даже и не предусмотрено у этой истории. Может быть, когда-то давно я провинился в чем-то перед судьбой, и она устроила мне такую пытку, наподобие сизифовых упражнений, в которой нет никакого смысла, кроме наказания. Может быть, я сделал нечто такое, за что нет прощения, за что полагается гореть в аду, но ад мне заменили на тысячу жизней, где я умираю в самый сладкий момент.