Было 23 августа. На этот день Антонеску назначил парад войск на Соборной площади. Но Гасовский, разумеется, знать об этом не мог. Он просто чувствовал: румыны что-то затевают. В окопах противника было подозрительно тихо.
Такая тишина пригибает к земле, в нее вслушиваются до звона в ушах.
Небо было белесым, и земля по ту сторону тоже казалась пустошью неподвижная, выжженая земля, всхолмленная до самого горизонта.
И тут ударили чужие минометы. Слитно, оглушительно. И поле ожило, пришло в движение, и лица близко опалило чужим огнем, и запахло гарью, и каждый удар, который входил в землю, тотчас отдавался в твоем сердце тупым толчком. Казалось, это твоя земля старается вытолкнуть из себя ненавистное вражеское железо, не принимает его.
Обработав передний край, минометные батареи противника перенесли огонь в глубину, и стена черного дымного пламени отсекла окопы от второго эшелона, от тылов, от всего мира, оставив людей с глазу на глаз с войной.
На этот раз в атаку пошли королевские гвардейцы. Они шли в полный рост под бравурную музыку - впереди, спотыкаясь, семенили аккордионисты.
- Мне бы такую гармонь, - вздохнул Сеня-Сенечка, ослепленный перламутровым блеском.
- Так в чем же дело? - спросил Гасовский, щелчком сбивая с рукава кителя какую-то пылинку. - Не стрелять! Я кому говорю? - Он свирепо посмотрел на Сеню-Сенечку, щелкнувшего затвором винтовки.
А гвардейцы шли, шли... Вот они еще ближе. Как красиво и беспечно они идут! С тросточками, с сигаретами в зубах... Раньше они всегда избегали рукопашной, а теперь перли на рожон.
- На бога берут, сволочи, - сказал Костя Арабаджи, поправляя бескозырку. Разве усидишь в окопе? Сейчас он даст им прикурить!..
Следом за Костей и Нечаев перемахнул через бруствер. Но Гасовский не спешил. Достав флягу, он прополоскал горло и только тогда уже рванул из кобуры пистолет.
- За мной!.. - крикнул Гасовский, в два прыжка опередив Нечаева. Он даже не оглянулся. Знал: за ним катится волна бело-голубых тельняшек.
Но гвардейцы не приняли боя. И не побежали. Черт бы их побрал! Они просто плюхнулись на землю, залегли, и тогда из балки, которая шла поперек поля, хищно, урча моторами, поползли танки.
Нечаев остановился в растерянности. Как же так? И другие остановились тоже. И кто знает, что бы с ними случилось, если бы кто-то, опомнившись, не крикнул:
- Назад!..
Нечаев не помнил, как снова очутился в окопе. Сердцу было жарко и тесно. Выходит, их обманули, выманили из окопов. Он посмотрел на Гасовского. Как же так?
Лицо Гасовского было белым. Он смотрел вперед, и Нечаев, проследив за его взглядом, увидел, что не всем удалось вернуться назад. Тут и там посреди поля мелькали черные бескозырки, и по ним, и по беретам королевскихгвардейцев, не разбирая, где свои, а где чужие, длинными пулеметными очередями хлестали танки.