- Та-а-нки!.. - кто-то захлебнулся собственным криком.
- Ну и что? Танков не видел, что ли? - спросил Гасовский.
Он уже пришел в себя. К нему вернулось прежнее спокойствие. Одернув китель, он вылез на бруствер и уселся на нем, словно на пригорке, свесив по ту сторону свои длинные ноги. Затем, театрально щелкнув крышкой портсигара, он небрежно бросил в рот папиросу и попросил, обращаясь к тому самому матросу, который минуту назад истошно орал "Та-а-нки!..", а теперь держался руками за голову:
- Подай мне спички, мой юный друг!..
Несколько секунд матрос смотрел на Гасовского, а потом, вздрогнув, полез в карман за спичками. Он вынул коробок и замахнулся, чтобы бросить его лейтенанту. Но не успел. Гасовский сказал насмешливо:
- А ты их подай. Нечего спичками кидаться, это тебе не гранаты.
Матрос покорно полез на бруствер.
- Садись, покурим. Чтоб дома не журились, как говорят в красавице Одессе, - произнес Гасовский и потянул матросу раскрытый портсигар, под крышкой которого белела какая-то фотография. - Нравится?
- Хороша... - пробормотал матрос.
- И я так думаю, сказал Гасовский, затягиваясь "Северной Пальмирой". - Между прочим, это Любовь Орлова. Слышал про такую? Она играет в кинофильме "Цирк".
Казалось, он не прочь потравить. Но он продолжал следить за танками. Ползут, проклятые... Так просто их не остановить. И тут он увидел, что за танками идет пехота. Только это были уже не королевские гвардейцы. Солдаты, которые шли, были в рогатых касках и серо-зеленых мундирах с высоко, до локтя закатанными рукавами, в широких, раструбами кверху, сапогах... Автоматы они прижимали к животам.
- Фрицы пожаловали, - сказал Гасовский с недоброй усмешкой.
Он положил рядом с собой две "лимонки" и длинную гранату РГД. Затем выплюнул недокуренную папиросу.
- Кончай перекур!..
Нечаев вместе с Белкиным бросились к нему. У них тоже были гранаты. Стоит выдернуть чеку и...
- Спокойно, мальчики, спокойно... - остудил их Гасовский.
Танков было штук пятнадцать. Они рассыпались веером, стреляя из пулеметов и пушек.
Но вот перед одним из них словно из-под земли вырос матрос в тельняшке, и Нечаев узнал Костю Арабаджи, которого раньше потерял из виду. На какую-то долю секунды Костя застыл. "Задавит же, черт полосатый!" - с тоской подумал Нечаев. Но Костя уже пригнулся и прыгнул, провалившись под землю, а танк, споткнувшись о что-то невидимое, вздрогнул и окутался дымом. Он еще попробовал приподняться на задних траках, чтобы прыгнуть вслед за Костей, но так и застыл. Из него вырвались языки пламени.