- Кавалер?.. - переспросил полковник и трахнул кулаком по столешнице. - Стоять смир-рна!..
Пленный вздрогнул и побледнел.
- Пусть рассказывает, - устало произнес полковник. - Все...
Лицо пленного потно залоснилось. Он заговорил быстро, торопливо. Гасовский едва поспевал переводить.
- Он говорит, что их полк участвует в боях с самого начала войны... Он говорит, что сюда они прибыли двадцать пятого. Перед выступлением на фронт полк был переукомплектован. Прибыло пополнение. Но он говорит, что восполнить потери, которые они понесли в районе Петерсталя, так и не удалось... Были уничтожены целые роты. Во втором батальоне осталось восемьдесят человек. Майор Маринеску застрелился. Он говорит, что у офицеров препаршив настроение. Они потеряли надежду, что Одесса будет ими когда-нибудь взята...
- А он у тебя болтливый, - сказал полковник. - Переведи ему, что если он собирается лгать...
Гасовский перевел.
- Божится, что говорит правду. Готов присягнуть... Спрашивает, что ему будет...
- В живых останется, можешь его обрадовать. Для него война уже кончилась. Кстати, кто там у них командует армией?
- Корпусной генерал-адъютант Якобич, - Гасовский перевел ответ пленного.
- Ладно, можешь его увести, - полковник устало махнул рукой.
Несколько ночей они ползали по передовой, засекая огневые точки противника, присматриваясь и прислушиваясь к тому, что творится во вражеских окопах. Нечаев, правда, ничего не понимал, ни единого слова, но Гасовский, державший ухо востро, радовался. Он слушал внимательно, впитывая в себя чужие слова, обрывки фраз... О чем говорят солдаты? Известно о чем. О доме, об урожае, о детях... А потом тихо ругают промеж себя какого-то сержант-мажора и шепотом, по минутно озираясь, поносят командира роты... А Гасовскому только это и надо.
Он подползал к румынским окопам совсем близко, и когда кто-нибудь говорил ему: "Смотри, доиграешься...", беспечно пожимал высокими плечами. Нечего учить его уму-разуму. Что, рисковано? Но на войне иначе нельзя. Кашевара, который передовой и не нюхал, и то, говорят, убило во время бомбежки. Так что дело не в этом. "Была бы тлько ночка, да ночка потемней", как поется в песне.
В одну из таких темных ночей, когда они, вдоволь наслушались чужих разговоров, уже собирались отползти от вразеских окопов, Гаусовскому попалась на глаза жухлая газета, в которую был завернут солдатский ботинок, Костя Арабаджи пнул его ногой, а Гасовский нагнулся и, вытряхнув из газеты ботинок, разгладил ее и спрятал, чтобы просмотреть на досуге. И надо же было случиться, чтобы именно в этой газете оказался датированный 19 августа декрет самого Антонеску об установлении румынской администрации на временно оккупированной территории между Днестром и Бугом.