- Но я же не виноват.
- Нет. Пока еще нет. Но если будешь и дальше сидеть сложа руки и ничего не делать, это будет уже твоя вина. Ты достаточно взрослый, чтобы пытаться самому стать человеком. И чтобы нести ответственность за свою жизнь. А я просто хочу немного помочь тебе.
- Ну а при чем тут все эти железяки?
- Не важно, что ты умеешь. Главное, чтобы ты умел, и сам осознавал это. А здесь у тебя полный провал. Ты ничего не умеешь, ничего не любишь и, главное, ничего не хочешь. Поэтому я сам научу тебя быть сильным, держать форму, бегать по пятнадцать километров, поднимать штангу больше твоего веса и уметь немного боксировать. Я научу тебя готовить, строить дома, работать физически. Уметь заставлять себя что-то делать и управлять собой. Может потом, попозже, мы будем еще и читать, и ходить по музеям, и смотреть что-нибудь более серьезное, чем глупые комедии. Но сейчас я начал с твоего тела, потому что с него легче всего начать.
- Ну и что? - хмыкнул Пол. - А потом я снова вернусь обратно. Так какая разница?
Я взглянул на него в упор. Страшное зрелище. Бледный, узкогрудый, весь какой-то пожухлый, как мокрая курица, с торчащими в разные стороны костями, устало опущенной головой. Нестриженные волосы. Длинные грязные ногти. Что за мерзкое маленькое чучело!
- Конечно, вернешься, - вздохнул я. - Вот поэтому-то и нужно, чтобы к этому времени ты стал абсолютно автономным.
- Чего?
- Автономным. Зависящим только от самого себя. И не слишком уж подвергающимся влиянию своего окружения. Конечно, ты еще не совсем взрослый. И, может быть, еще рано требовать от такого ребенка как ты быть автономным. Но у тебя нет выбора. Твои родители ни в чем тебе не помогут. Так что на них ты можешь не рассчитывать. Они уже довели тебя до твоего теперешнего состояния. Ничего хорошего ждать не приходится. Поэтому вся надежда на самого себя.
У него затряслись плечи.
- На самого себя, малыш, - со вздохом повторил я.
Он плакал.
- Но мы справимся. Обязательно справимся, вот увидишь. Сможем развить в тебе гордость, сделать так, чтобы тебе хоть что-то в себе нравилось. Я помогу тебе. Все будет хорошо.
Он плакал, опустив голову. Плечи вздрагивали, по костлявой спине струился пот. Я сидел рядом и молчал. Не нужно было его трогать.
- Поплачь, ничего страшного, - сказал я. - Я тоже иногда плачу.
Минут через пять он успокоился. Я встал. Возле груши лежали две пары перчаток. Я поднял их и протянул одну пару Полу.
- Ну, давай. Пора немножко поколотить грушу.
Он молчал, понурив голову.
- Давай, малыш, - повторил я. - Пойдем, покажу тебе, как боксировать.