Навсегда.
Но если Джон исчезнет, в жизни Джейн больше не будет латыни. Нельзя будет, нацепив шоссы, вольно бродить по улицам, получать знания, распевать в пивной песни вместе с друзьями-студентами. С мечтами увидеть Париж или Рим придется навсегда распрощаться.
А если с Дунканом, не приведи Господь, что-то случится, то она окажется совершенно беспомощной и беззащитной.
Она хотела быть с ним, но не такой ценой. Должен быть какой-то другой выход.
Если Дункан любит ее, он поймет.
— Расскажи о своей семье. — Они лежали в постели, обнявшись, обнаженные после любви. Прижимаясь к нему и слушая его расслабленное дыхание, Джейн подумала, что настал момент расспросить о его близких. Он почти не упоминал о них, больше задавал вопросы о ее семье. — Ты говорил, у тебя есть старший брат. Вас только двое?
Его рука слегка напряглась на ее плече.
— Теперь — да.
Всего два слова.
Она не видела выражения его глаз. Навивая на палец волосы, которые курчавились на его груди под ее щекой, ждала продолжения. Он молчал, и она мягко подтолкнула его:
— Теперь?
— У меня был младший брат.
Был.
— Как его звали?
— Питер.
Она поняла, что это грустная история. Дотянулась до его правой руки и сплела с ним пальцы.
— Он умер, когда ему было шесть.
— От болезни?
— Нет. Не от болезни.
Установилось тягостное молчание.
Опасности подстерегали детей повсюду. Его брат мог утонуть в озере. Нечаянно свалиться в очаг и обгореть. Попасть под колеса повозки. Мысленно она помолилась о здоровье младенца Уильяма.
Наконец, он заговорил:
— Нам было поручено привести стадо с выпаса в горах. Мы шли по краю обрыва. Тропинка была узкая. Я шел впереди, он следом. Потом раздался крик, и я понял, что он сорвался. — Заново переживая горе, он задышал тяжело и неровно. — На то, чтобы спуститься вниз и поднять его, ушло несколько часов. Всю дорогу до дома я нес его на руках. Его ноги, все его косточки… — Содрогание. — Все было переломано.
— Но он выжил?
— Прожил несколько дней.
— Мне очень жаль.
Она сочувственно сжала его пальцы, но он высвободился и сел, словно отгораживаясь от нее и от болезненных воспоминаний, вызванных ее вопросами.
— Оно и к лучшему, что он умер. В нашем мире калекам нет места.
Та безлюдная, суровая, продуваемая всеми ветрами земля, которая взрастила его, не знала жалости. Прекрасная, но жестокая, она не пощадила бы мальчика, лишенного возможности вырасти сильным и прокормить себя.
— Надо было привязать его к себе, — пробормотал он, обратив невидящий взгляд на огонь. Судя по всему, он упрекал себя далеко не впервые.
Она вдруг поняла, почему он воспитал в себе то необоримое чувство долга, которое понуждало его брать на себя ответственность за всех и вся. Я должен был внимательнее следить за братом. Я мог уберечь его от погибели. В ее сердце, соединяя их новыми узами, отозвалось похожее сожаление. Я должна была заботиться о своей сестре.