— Этническая?
Широкий бледный лоб, блестящие волосы.
— То есть брюнетка, — улыбнулась она. Один из передних зубов рос чуть криво и немного заходил на соседний. — Слишком маленькая означает маленькую грудь. Классическая — значит старая. Не самый приятный бизнес, к сожалению. Я все еще пробуюсь, хотя занятие совершенно бесполезное.
Я достала пальцем остатки сливочного сыра.
— Тогда зачем?
— Бросить шоу-бизнес? С ума сошла?
Она много смеялась, когда была счастлива, и когда грустила — тоже.
Кинотеатр «Нью-Беверли» находился прямо за углом. Шли «Червовый король» и «Дети райка». Мы купили огромный попкорн, плакали, смеялись и смеялись над тем, что плакали. Мы с матерью тоже часто туда ходили, только на другие картины. Она не жаловала слезливые фильмы. Часто цитировала Д. Г. Лоренса: «Сентиментальность — это культивирование в себе чувств, которых на самом деле не испытываешь». Предпочитала мрачных европейцев — Антониони, Бертолуччи, Бергмана, где все умирают или жалеют, что не умерли. Кино Клэр — прекрасный сон. Хотелось забраться в него и там поселиться, стать хорошенькой сумасшедшей девочкой в балетной пачке. Ненасытные, мы на следующий день снова шли их смотреть. Сердце мое раздувалось, как воздушный шарик, и грозило вот-вот лопнуть. Охватывала паника — того и гляди начнется кессонная болезнь, как у водолазов, которые всплывают слишком быстро.
По ночам я лежала без сна в постели с белым шитьем и смотрела на дюреровского зайца. Что-то пойдет не так. Джоан Пилер скажет, что произошла ошибка — они передумали и хотят трехлетку. Или решили подождать еще года два. Беспокоил муж Клэр. Он вернется домой и отнимет ее у меня. Хотелось, чтобы всегда было как сейчас, чтобы мы вдвоем ужинали в гостиной фуа-гра и клубникой, слушали пластинки Дебюсси и болтали о жизни. Она стремилась знать обо мне все: кто я, что люблю. Я боялась, что рассказывать особенно нечего. У меня не сложилось предпочтений, я была всеядна, носила любую одежду, сидела и спала, где скажут. Моя способность приспосабливаться не знала предела. Клэр же выясняла, нравится ли мне кокосовое мыло или яблочное. Я не знала.
— Нет, ты должна выбрать!
И я стала пользоваться яблочным мылом и ромашковым шампунем. Предпочитала спать с открытым окном и есть недожаренное мясо. У меня появился любимый цвет — ультрамариновый — и любимое число — девять. Правда, иногда я подозревала, что Клэр ищет во мне то, чего нет.
— Какой был твой самый счастливый день в жизни? — спросила она как-то вечером, когда мы лежали на обтекаемом диване.
Ее голова покоилась на одном подлокотнике, моя — на другом. Из магнитофона лился голос Джуди Гарленд, «Мой смешной возлюбленный».