В день съемок грим назначили на шесть утра. Клэр сказала мне не вставать, но я все равно поднялась и сидела с ней, пока она готовила себе смузи с белковым порошком, спирулиной, пивными дрожжами и витаминами Е и С. Она была очень бледной, молчаливой и сосредоточенной. Сделала дыхательное упраждения «обезьяна», попела китайские слоги на выдохе и вдохе. На выдохе звуки получались низкими и гулкими, а на вдохе — странно высокими и завывающими. Это называлось цигун и, по ее словам, успокаивало.
Когда она уходила, я ее обняла. Она научила меня никогда не желать актерам удачи.
— Ни пуха ни пера! — крикнула я вслед и вздрогнула, когда она споткнулась о головку газонного оросителя.
Я бегом бежала домой из школы, жаждая услышать про съемки и особенно про Хэролда Макканна — английского актера, который играл Гайя, главного героя, — но она еще не вернулась. Я сделала все уроки, даже почитала вперед английский и историю. К шести стемнело, а она так и не позвонила. Я надеялась, что она не попала в аварию, — сегодня утром она сильно нервничала. Скорее всего, пошла выпить или поужинать с коллегами. И все-таки на нее совсем не похоже — она звонила, даже когда задерживалась на рынке.
Я приготовила мясной рулет, кукурузные лепешки и салат и думала, что к тому времени, как закончу, она точно вернется.
Машина подъехала к дому только в двадцать минут девятого. Я открыла дверь.
— Ужин готов!
Черные круги туши под глазами… Пробежала мимо меня в ванную. Ее вырвало.
— Клэр!
Она вышла, легла на диван, прикрыла глаза тыльной стороной руки. Я сняла ей туфли.
— Принести чего-нибудь? Может, аспирин? Или лимонад?
Она заплакала и отвернулась.
Я дала ей тайленол и стакан содовой, смотрела, как она пьет маленькими глотками.
— Уксус… Смочи полотенце… — Откинулась на подушки. — Белый уксус. И выжми… — Голос хриплый, как наждачная бумага. — И потуши свет.
Я щелкнула выключателем и смочила в уксусе полотенце, не смея задавать вопросы.
— Семнадцать дублей, — произнесла она, накрывая лоб и глаза. — Представляешь? И сто человек тебя ждут! Больше никогда не буду сниматься. Никогда!
Я взяла ее за руку, села на полу рядом с обмякшей фигурой в уксусных парах, не зная, что сказать. Как будто дорогой тебе человек подорвался на мине, разлетелся в клочья, и непонятно, что с ними делать.
— Поставь Леонарда Коэна, — прошептала она. — Первый альбом, «Сестры милосердия».
Я нашла пластинку с фотографией носатого Коэна и святой, встающей из пламени. Села рядом с Клэр, прижала ее руку к своей щеке. Коэн заунывно и жалобно пел про Сестер милосердия, желая слушателям тоже с ними повстречаться.