Рон давал зрителям страх в рамочке. Инопланетяне всегда предпочтительней насилия. Карьера, построенная на цинизме и лицемерии.
Ее голос в ответ звенел, как металл.
И все-таки я прекрасно его понимала.
— Ты думаешь, я возвращаюсь после четырнадцатичасового рабочего дня на каком-то съезде в Якутске, где сгибают взглядом ложки, одуревший от смены часовых поясов, и хочу веселиться? Давай, веди сюда телок!.. Может, тебе устроиться на работу и вспомнить, каково это — быть измочаленным к концу дня?
Я чувствовала, как его слова жгут ее плоть, словно удар хлыста. Послышалось неясное бормотание. Клэр не умела защищаться, она съеживалась, как лист под увеличительным стеклом.
— Астрид не нужно, чтобы ты ждала ее с молоком и печеньем! Господи, Клэр! Она молодая жещина и не отказалась бы провести несколько часов без тебя. Завела бы себе друзей, если бы ты дала ей шанс!
Нет, Рон, она мне нужна! Никто никогда не ждал меня из школы. И молоко она никогда не давала. Он даже этого не знал! Я была ей дорога. Неужели он не понимал, что это для нас обеих значит? Если бы он любил, никогда бы так не сказал! Как он смеет притворяться, что любит! Я приоткрыла дверь, но Клэр перешла на шепот.
— Конечно, они больше не звонят! Глория сказала, что звонила много раз, а ты так и не взяла трубку. Естественно, они в конце концов плюнули!
Теперь до меня доносился только ее плач. Плакала она, как ребенок, всхлипывая, икая, шмыгая носом.
Снова его умиротворяющий голос.
Я представила, как он ее обнимает, качает на груди, гладит по голове, и, что самое ужасное, она позволяет. А потом они займутся любовью, и она уснет, думая, какой он добрый, наверно, все-таки ее любит, и что все утрясется. Так он всегда и делал: ранил, а потом успокаивал. Я его ненавидела. Он являлся домой, расстраивал ее и снова исчезал.
Пришло письмо от матери. Я начала его вскрывать и вдруг сообразила, что оно адресовано не мне, а Клэр. Зачем это? Я ей никогда про Клэр не рассказывала. Отдать письмо или нет? Решила, что рисковать нельзя: мать может пригрозить, наврать или испугать. В крайнем случае скажу, что вскрыла по ошибке. Я пошла к себе и разрезала конверт.
Дорогая Клэр!
Да, будет чудесно, если вы приедете. Я так давно не видела Астрид — боюсь ее не узнать — и всегда счастлива познакомиться со своими преданными читателями. Внесу вас в список посетителей. У вас же не было судимости? Шучу.
Ваш друг,
Ингрид.
Мысль о том, что они переписываются, сковала меня тошнотворным страхом. «Ваш друг, Ингрид». Наверное, Клэр написала после того, как я застукала ее за чтением моих бумаг на Рождество. Я испугалась, чувствовала себя преданной и беспомощной. Потребовала бы объяснений, но не хотелось признаваться, что вскрыла письмо. Порвала его и сожгла в мусорном ведре. В надежде, что Клэр расстроится, не получив ответа, и бросит эту затею.