Я подошла, и они обе подняли глаза. Мать сгладила свирепый взгляд улыбкой и похлопала Клэр по руке:
— Помни!
Клэр мрачно молчала. Исчезло хихиканье и радость, что кто-то цитирует Шекспира. Она встала, опираясь бледными ногтями о стол:
— Подожду тебя в машине.
Мы с матерью смотрели на ее длинные ноги в матовых коричневых колготках и медлительные движения. Мать лишила ее энергии, живости, очарования. Выпотрошила ее, как китайцы, которые вскрывали череп живой обезьяны и ели ложкой мозг.
— Что ты ей сказала?
Мать откинулась на спинку, заложила руки за голову. С наслаждением, как кошка, зевнула.
— Кажется, у нее проблемы с мужем. — Она чувственно улыбнулась, потирая белую кожу внутренней стороны рук. — Не ты, случайно? Ты у нас любишь зрелых мужчин…
— Нет, не я.
Не позволю играть со мной, как с Клэр:
— Не лезь в это!
Никогда прежде я не осмеливалась так с ней разговаривать. Если бы она не сидела во Фронтере, то никогда бы и не решилась. Но я сейчас уеду, а она останется.
Мой отпор ее поразил и разозлил, однако она взяла себя в руки. Переключила передачу. Улыбнулась неторопливо и иронично.
— Солнышко, мама просто хочет помочь. — Она лакала слова, как кошка сливки. — Не могу же я бросить в беде свою новую подругу!
Мы обе смотрели, как по ту сторону колючей проволоки Клэр рассеянно идет к «Саабу», по дороге задевая крыло чужого универсала.
— Оставь ее в покое.
— Ну это же весело! — Матери наскучило притворяться. Она всегда любила показать закулисье. — Простенько, но весело, как топить котят. А в моей нынешней ситуации надо использовать любые возможности для развлечения. Только хочу тебя спросить, как ты можешь жить с этой бедной Кларой? Кстати, есть целый монашеский орден, клариссы. Слыхала? Насколько могу судить, скука несусветная. Успеваемость… Какое убожество!
— Она очень хороший человек! — Я отвернулась. — Тебе не понять.
Мать фыркнула:
— Хороший человек… Снова эта зараза! Я думала, ты выросла из сказок!
Я по-прежнему стояла спиной.
— Не погань мне жизнь.
— Кто? Я? — Она смеялась. — Что я могу? Бедная пленница, птичка с перебитым крылом.
Я повернулась.
— Ты не знаешь, через что я прошла! — Я наклонилась к ней, поставив ногу на скамью. — Если любишь меня, помоги!
Она улыбнулась, неторопливо и коварно:
— Помочь, дорогая? Да я предпочту видеть тебя в аду, лишь бы не с такой женщиной!
Она хотела убрать волосы мне с лица, но я отшатнулась. Тогда она схватила меня за руку, заставила посмотреть в глаза. Шутки в сторону, из-под елейной маски проступила железная воля. В ужасе, я не смела вырываться.