Клэр бросила на кровать драгоценности из морозилки. Восхитительно ледяные пиратские сокровища: замороженные нити зеленого нефрита с камушками на застежках, янтарный кулон с окаменевшим папоротником. Я прижала его к щеке. Положила старинный браслет из горного хрусталя на пробор, спустила на лоб, словно холодный язык.
— Моей двоюродной бабушки Присциллы, — объяснила Клэр. — Она надевала его на бал дебютанток в «Уолдорф-Астории» перед Первой мировой.
Она лежала на спине в одном белье. Темные волосы взмокли от пота. На лбу красовался браслет из дымчатого топаза, а поперек, до кончика носа, — изящная золотая цепочка. Клэр была болезненно худой, тазовые кости и ребра выпирали, как у Христа на деревянном Распятии. Над трусиками виднелась родинка.
— Она была сестрой милосердия во время битвы при Ипре. Очень смелая женщина!
Каждый браслет, каждая бусина рассказывали историю. Я взяла из кучки драгоценностей между нами прямоугольное кольцо из оникса. На гладкой черной поверхности сверкал малюсенький бриллиант. Хотела надеть, но налезло только на мизинец, до косточки.
— А это чье? — Я подняла руку, чтобы ей не поворачивать голову.
— Прабабушки Матильды. Типичная парижанка.
Владелица уже, наверно, лет сто лежала в могиле, и все равно я почувствовала себя большой и невоспитанной. Представила локоны цвета воронова крыла, остренький язычок. Черные глаза заметили бы малейшую неловкость. Она бы не одобрила мои неуклюжие руки и ноги, слишком большие для ее стульчиков и крошечных фарфоровых чашек с золотой каемкой. Лось среди антилоп! Я передала кольцо Клэр, и та без труда его надела.
Гранатовое колье, леденящее мне шею, было свадебным подарком от прадедушки из Манчестера, хозяина лесопильного завода, жене Беатрис. Золотой ягуар с изумрудными глазами, которого я пристроила на колене, приехал в двадцатые годы из Бразилии вместе с тетей отца, Джералдиной Вудс, которая танцевала, как Айседора Дункан. На мне, можно сказать, был семейный альбом Клэр. Бабушки по матери и двоюродные бабки по отцу, женщины в изумрудной тафте, бархате и гранатах. Время, место и характер, заключенные в камень и серебряную филигрань.
В сравнении с этим мое прошлое, история, которую мать однажды мне поведала и от которой потом отказалась, была просто дымом. Ни ониксов, ни аквамаринов, увековечивающих жизнь предков. Мне достались только их глаза, руки, форма носа и тоска по снегопадам и резному дереву.
Клэр опустила на один глаз золотое ожерелье, на другой — нефритовые бусы. Заговорила осторожно, чтобы не упали:
— Раньше хоронили с полным ртом драгоценностей и золотой монетой на каждом глазу — плата лодочнику.