Запах хвои напомнил Орегон. Вернуться бы туда прямо сейчас! Тихий дождь, наш домик, дровяная плита… Клэр меж тем трепыхалась над деревом почти идеальным, если не считать небольшой проплешины. Я заверила, что если повернуть этим боком к стене, никто не заметит.
— Не в этом дело! Если что-то не так, нельзя просто повернуть проблему к стене!
Я понимала, о чем она, и все равно убедила взять.
Дома Клэр давала указания Рону, как вешать электрическую гирлянду. Сначала хотела свечи, но Рон решительно запретил. Мы оборачивали ель нитями чили и попкорна, а Рон смотрел решающий футбольный матч, Мексика против Аргентины. Отказался выключить телевизор, чтобы Клэр поставила рождественские гимны, и насилу оторвался от экрана надеть на верхушку золотого ангелочка. «Мир мужчин».
Клэр выключила свет, и мы сидели и смотрели в темноте на елку, пока Мексика громила Южную Америку.
Утром накануне Рождества Рону позвонили, что в Сент-Луисе явила себя Дева Мария и надо снимать сюжет. Они сильно поругались. Клэр заперлась в комнате. Я со знанием дела натирала на кухне серебро. Намечался ужин со скатертью и хрустальными бокалами. На мне было новое рождественское платье. Клэр нафаршировала гуся и купила в «Шале Гурме» настоящий английский трайфл. Нас ждали билеты на полночный концерт в Голливуд-боул, «Мессию» Генделя.
На концерт не пошли. Я ела бутерброды с ветчиной и смотрела «Эта прекрасная жизнь». Клэр вышла в клетчатом халате, который еще до наступления Рождества подарил ей Рон, и выбросила гуся в помойку. Потом заливала в себя один за другим бокалы хереса и смотрела со мной телевизор, то и дело принимаясь лить слезы. Я тоже за компанию с ней пропустила стаканчик приторной жидкости. Не хуже сиропа от кашля. В конце концов она выпила пару таблеток снотворного и отключилась на диване. Храпела, как газонокосилка в высокой траве.
Она проспала все рождественское утро и проснулась в полдень с жуткой головной болью. Мы не говорили о Роне. Она не притронулась к его подаркам. Я получила настоящий вязаный ирландский свитер, новые акриловые краски, большой альбом японской гравюры и шелковую пижаму, которая подошла бы Мирне Лой в «Тонком человеке».
Мой подарок по сравнению с приготовленными для нее дарами Рона был совсем скромным.
— Давай, открой что-нибудь!
— Я ничего не хочу, — отозвалась она из-под смоченного уксусом полотенца.
— Я сама сделала…
Она сбросила полотенце и, несмотря на боль в висках, сорвала ленту и развернула оберточную бумагу, которую я собственноручно раскрасила под мрамор. Внутри был ее портрет в круглой деревянной раме. Она заплакала, бросилась в ванную. Ее стошнило. Я взяла угольный портрет и провела рукой по круглому лбу, изящным скулам, острому подбородку, дугам бровей.