Без четверти восемь остановились перед Маршалл-Хай. Моя восьмая школа за пять лет. Фасад главного здания был отделан замысловатой плиткой, а по сторонам стояли вагончики. Ивон смущенно уткнулась в журнал, чтобы ее не увидели. Она бросила школу этой зимой.
— Эй! — окликнула Рина, когда я вылезла из машины. Она наклонилась через Ники и протянула несколько сложенных бумажек. — Деньги правят миром.
Я сунула их в карман, вспоминая Амелию:
— Спасибо.
Ники презрительно усмехнулась, глядя на ребят, сидящих с сигаретами на стене:
— Школа — отстой! Забей, если хочешь. Рине все равно.
Я пожала плечами.
— Мне остался один семестр.
На самом деле я боялась потерять еще и это.
Час ночи. Я сидела на постели с ватой в ушах. Рина с товарищами веселилась внизу в гостиной. Сейчас они выли под старую пластинку «Ху», громкость была вывернута до предела. Вот почему Рине нравится этот район с офисами, булочными и магазинами листового железа: шуметь можно сколько угодно. Я уже поняла, что на Риппл-стрит балом правит рок-н-ролл. Ники пела в трех разных группах, а персональный саундтрек Рины состоял из всех звезд семидесятых, которых она впервые услышала еще на подпольных кассетах в Магнитогорске. Я пыталась вспомнить мелодии Дебюсси, гамелан, Майлса Дэвиса, но басовая партия «Ху» живо выбила их из головы.
Для меня этот рок был как безликий секс у бетонной стены за туалетом в мире мужчин. Дайте мне симфоническую картину Сати, лучи солнца на стоге сена Моне, бразильянку Аструд! Я лягу с Матиссом в комнате с полузакрытыми ставнями на юге Франции. Белые голубки будут мягко шелестеть крыльями и курлыкать. Ненадолго, Анри, пока не ввалился сюда в тяжелых ботинках Пикассо…
Я скучала по красоте. Ночь в Тухунге с избытком звезд, шея Клэр, которая склонилась надо мной, проверяя домашнее задание, мать под водой в голливудском бассейне, мелодия ее слов — все исчезло. Моя жизнь без прикрас. «Одиночество — естественное состояние человека, привыкай».
У противоположной стены кровать Ивон пустовала, около одиннадцати она уехала на вечеринку на другом берегу. Я сидела в постели и рисовала при свете лампы масляной пастелью, догоняя на сиреневой бумаге линию цвета индиго шепчущей серебристой. Темная лодка без весел и паруса на берегу моря в безлунную ночь. В лодке никого. Вспоминались мрачные моря Хубилая и викинги матери, которые отправляли мертвых в море.
Потерла руки, подышала на них. Отопление не работало, Рина все никак его не чинила. Мы не вылезали из свитеров.
— Холодно? — удивлялась она. — В Калифорнии? Шутите!