— Чертова сука!
Мне хотелось спрятаться, остановить поток слез, но я не могла отвести глаз от этой сцены. Вот как заканчиваются любовь и страсть!
В соседнем доме зажглись огни.
— Соседи звонят в полицию, — сказала мать в окно. — Уходи!
Он, шатаясь, побрел прочь и через мгновение пнул входную дверь.
— Гребаная сучка! Я тебе устрою! Ты у меня попляшешь!
Она распахнула дверь и предстала перед ним в белом шелковом кимоно, с окровавленном ножом в руке.
— Ты меня еще не знаешь, — произнесла негромко.
С тех пор ей нигде не удавалось найти Барри — ни в «Верджинс», ни в магазинах, ни на вечеринках, ни в клубе. Он сменил замок. Пришлось открывать окно чертежной линейкой. На сей раз она сунула веточки олеандра в молоко, устричный соус, творог и даже зубную пасту. Поставила букет в стеклянную вазу ручной работы и разбросала цветы по постели.
Я была раздавлена. Хоть он и заслужил наказание, она перешла грань. Это не просто месть. Она ведь уже отомстила, победила — и, кажется, даже не заметила. Ее несло прочь от всякого благоразумия, и следующая остановка ожидалась в кромешной тьме через миллионы световых лет. Как любовно она поправляла зеленые листья и белые бутоны…
К нам наведалась полиция. Инспектор Рамирес сообщил, что Барри обвиняет ее во взломе, незаконном проникновении в жилище и попытке отравления. Мама и бровью не повела.
— Барри страшно на меня зол, — заявила она в дверях, скрестив руки. — Я порвала с ним несколько недель назад, и он все никак не успокоится. С ума сходит. Рвался сюда. Астрид, моя дочь, подтвердит.
Я недовольно передернула плечами — незачем меня впутывать.
Мама размеренно продолжала:
— Соседи даже вызывали полицию, посмотрите сводки. А теперь он утверждает, что это я к нему вломилась? Бедняга, он не особенно привлекательный — наверное, трудно смириться…
Драгоценный камень ненависти сверкал все ярче. Сапфир цвета студеных озер Норвегии. О, инспектор Рамирес, говорили ее глаза, вы красивый мужчина, вам не понять отчаявшегося Барри Колкера!
Как она смеялась, когда он ушел!
В следующий раз мы увидели Барри на блошином рынке «Роуз-боул», где он имел обыкновение выбирать друзьям уродливые подарки-розыгрыши. Лицо матери освещал сквозь шляпу рассеянный свет. Барри заметил ее и тут же отвернулся — его страх бросался в глаза, как огромные буквы на рекламных щитах, — но затем передумал и нацепил на лицо улыбку.
— Меняет тактику, — прошептала она. — Сейчас подойдет.
Он двинулся прямо на нас с фигуркой «Оскара» из папье-маше в руках.
— Мои поздравления! Отличный спектакль с полицейским! — Барри протянул ей статуэтку. — Лучшей актрисе года!