Кто такая Энни? Друг? Няня? Почему она, а не мать приучала меня к горшку? Что скрывается за лебедем и желтым линолеумом? Там были и другие дети — я помнила, как они уходили в школу. И коробку с карандашами. Мы с ней жили или мать просто меня ей бросила?
И Клаус, призрак моего отца… «Мы больше собственной биографии». Как они встретились, влюбились, почему расстались? Их отношения были полем битвы с белыми валунами и заросшими траншеями — войной, в которой я потеряла все и теперь не могла восстановить события. Мы годами переезжали с места на место. Почему не могли вернуться домой?
Я лежала на пологом цементном берегу и смотрела в небо. Это было самое лучшее место. Берега не давали увидеть размытые плоские края, где начинались смог и туман, и оставалась только хорошая часть, центр, идеально ровная чаша бесконечной голубизны. Я падала вверх в ультрамарин. Не бледное арктическое утро, как в глазах матери, а нежный, теплый, ласковый голубой — чистый цвет, небо Рафаэля. Когда не видно горизонта, почти веришь, что это на самом деле чаша. Ее округлость завораживала.
Послышались шаги. Ивон. Тяжелая походка, водопад длинных волос. Я снова легла. Она села рядом.
— Ложись, посмотри, какое потрясающее небо!
Она опустилась, скрестив руки на животе, как делала, когда была беременна. Тихая и какая-то маленькая, словно увядающий листок. Стая голубей пронеслась по насыщенному изогнутому небу, крылья взмахивали в унисон белым и серым, как семафор. Интересно, знают ли они, куда летят?
Я сжала ее нежную руку, как свою собственную. Ее губы были пухлыми, обветренными. Мы парили в небе, отрезанные от прошлого и будущего. Зачем что-то еще? Полета голубей, без прошлого и будущего, должно хватать. Может, отложить разорванные бусы и коробки с воспоминаниями? Сколько ни копай, все равно это только история, причем всегда неполная. Почему не просто цапля? Не биография, а просто птица на длинных тонких ногах.
Если бы можно было остановить время, реку и небо…
— У тебя бывают мысли о самоубийстве? — спросила Ивон.
— Говорят, потом возвращаешься и начинаешь с того же места.
Ее футболка пахла отчаянием, металлом и дождем.
— Я думала, сегодня твой выпускной вечер.
— Какой смысл маршировать по сцене, как деревянные утки в тире?
— Я бы на твоем месте гордилась… — вздохнула она.
— На моем месте, — улыбнулась я, — ты была бы мной, и все дела.
Миссис Луэнн Дэвис предложила подать заявление в двухгодичный городской колледж. Я могла перевестись туда в любое время, но уже потеряла веру в себя. Вспомнился меч Зигфрида. Я не могла создать будущее из осколков. Оно — белый туман, в котором я исчезну, не услышав шелеста голубой с золотом тафты. Никакая мать меня в него не проведет.