— Те, кому нужна постоянная телка и жратва со стиркой, — отозвалась Ники.
Мы с Ивон по очереди отхлебывали из кружки «русский спортивный микс» — водку, сильно разбавленную спортивным напитком; Рина тянула это пойло весь день.
Подошла познакомиться обгоревшая на солнце тетка. Рина водрузила на складной стол твердый полосатый чемодан «Америкэн туристер», закурила очередное «Собрание» и представила:
— Вот наша художница, Астрид Магнуссен! Запомните это имя. Придет день, и чемодан будет стоить миллионы!
Тетка улыбнулась и пожала мне руку. Я постаралась не дышать на нее перегаром. Рина театральным жестом протянула мне несмываемый маркер, и я написала внизу чемодана свое имя. Жить с Риной было как принимать кислоту. Художница… Буддийская книжка, которую я нашла в мусорный день, говорила, что человек зарабатывает добродетель, ответственно делая свое дело и полностью отдаваясь своему занятию. Я посмотрела на полосатый бар и высокие табуреты, на чемодан, исчезающий вместе с обгоревшей женщиной. Смотрелось неплохо. Мне нравилось их обклеивать. Может, этого и достаточно? Буддисты считают, что не важно, полосатая ли это пленка или дзен-каллиграфия, нейрохирургия или литература — в Дао они обладают равной ценностью, если делаются в правильном настроении.
— Лентяйки! Надо разговаривать с покупателем, увеличивать продажи! — проворчала Рина, включила улыбку и отправилась дурить голову молодому человеку в шортах и мокасинах, который рассматривал барные табуреты. Она углядела эти мокасины еще метров за пятнадцать.
Ники допила коктейль, поморщилась и, пока Рина не видела, налила еще.
— Чего не сделаешь ради кайфа…
— Когда уезжаешь? — спросила я Ивон.
— Завтра, — прошептала она, полускрытая занавесью гладких волос.
Я убрала назад ее волосы, за маленькое ухо в пирсинге. Ивон подняла глаза, улыбнулась и разревелась. Я ее обняла.
— Не знаю, Астрид… Думаешь, стоит? Ты всегда знаешь, что делать.
Я рассмеялась, застигнутая врасплох. Присела на корточки рядом с ее шатким складным парусиновым стулом.
— Я? Я вообще ничего не знаю!
— Оказывается, умеешь врать, — улыбнулась она, по старой привычке прикрыв рот, чтобы спрятать плохие зубы.
Может, Бенито на ней женится и отведет к стоматологу. Будет по ночам обнимать ее и любить. Кто я, чтобы утверждать обратное?
— Я буду скучать, — сказала я.
Она кивнула, плача и улыбаясь.
— Господи, ну и лицо у меня, наверное! — Провела пальцем по щекам с размазанной тушью.
— Как у мисс Америка, — выдала я типично женскую фразу, — когда ей надевают корону и она плачет и смеется и идет по подиуму.