Я рассказала ей про Старр, дядю Рэя, детей, кроссовые мотоциклы, паркинсонию и железное дерево, цвет валунов в русле реки, гору и ястребов. И про вирус греха. Было так радостно слышать ее смех.
— Пришли мне рисунки! Ты всегда рисовала лучше, чем писала. Наверное, только этим объясняется твое молчание все эти месяцы.
Я и не знала, что можно писать…
— Ты же мне не писала.
— Ты не получала моих писем? — Улыбка исчезла, лицо осунулось, превратилось в маску, как у женщин за забором. — Скажи свой адрес, стану писать напрямую, а не через соцслужбу. Моя ошибка. Ничего, впредь будем умнее! — В глазах вновь засверкал огонь. — Мы их перехитрим, ma petite[4].
Я не знала адрес, и тогда она продиктовала свой, заставила повторить несколько раз. Сознание взбунтовалось против такого адреса мамы: Ингрид Магнуссен, заключенная В99235, калифорнийское казенное учреждение для женщин, Корона-Фронтера.
— Где бы ты ни была, пиши хотя бы раз в неделю! Или присылай рисунки. Видит бог, визуальная стимуляция здесь оставляет желать лучшего. Особенно интересно посмотреть на эту бывшую танцовщицу-топлесс и дядюшку Эрни, нашего неуклюжего плотника[5].
Я была задета. Дядя Рэй помог мне в трудную минуту. И ведь она его совсем не знает!
— Его зовут Рэй. Он хороший.
— Вот как… Держись от него подальше, особенно если он такой хороший.
Но она была здесь, а я там. У меня появился друг, и она не могла его отнять.
— Я все время о тебе думаю, — продолжала мама. — Особенно по ночам. Когда все спят и в тюрьме тихо, представляю, что вижу тебя, устанавливаю связь. Ты слышишь, как я тебя зову, чувствуешь мое присутствие?
Она потеребила между пальцев прядь моих волос, вытянула ее вдоль руки посмотреть длину. Доходило до локтя.
Я на самом деле чувствовала, это правда. Слышала, как она меня звала: «Астрид! Ты спишь?»
— Да, поздно ночью. Ты совсем не спишь!
Она поцеловала меня в пробор.
— Ты тоже. А теперь расскажи-ка побольше о себе, я хочу знать все!
Неожиданно… Прежде она никогда мною не интересовалась. Долгие одинаковые дни вернули ее мне, напомнили, что где-то там у нее есть дочь. Солнце поднималось выше, и туман в воздухе горел, точно бумажный фонарик.