Бабушка уже поджидала его с котелком, в котором попыхивали угли.
— Ты думаешь, этот старик такой чудный хозяин? Гость пришел — «бабушка, ставь самовар»? Это он для себя! Он сам чай любит.
— Ах ты, несчастная! Ну, есть у тебя стыд и срам? Видит бог, я сначала подумал о госте, а только потом о себе.
— Но все-таки, шайтан, ты любишь чай больше всего на свете.
— А кто его не любит? И ты любишь, ведьма хвостатая.
— А ты все-таки больше, больше!
— А ты еще больше!
— А ты на это «больше» — еще больше.
Перед домиком был вбит в землю круглый стол об одной ноге. Вокруг него полукружьем — скамья, как в беседке. Суровая, но чистая скатерть, белый чурек, испеченный в золе, брынза, масло и самоварчик на подносе,— ах, до чего же хорошо!
— Неужели здесь все-таки не было ни одного немца? — спросил Леська.
— Ни одного,— ответил старик.— Здесь только татары и караимы. Я, например, караим. Синани. Можешь называть меня Исхак-ага. А это моя жена Стыра, Эстер-ханым. А тебя как зовут? Это ведь ты можешь нам сообщить? Даже собаку нашу зовут Тюк-пай.
— Леся меня зовут. Елисей.
— А! Елисей! Это есть такая река, верно?
— Нет. Река — Енисей, а я — Елисей.
— Хорошо. Енисей так Енисей.
Потом Леську пригласили в дом. Потолок был низок, пол был земляной и натирался коровьим навозом. Из маленькой кухни шла в комнату дверь со стеклянным окном. В комнате кровать с периной и подушками мал мала меньше. Два стула. Комодик. Над комодиком картинка: десять этикеток с надписью «Ситро» и с изображением лимонов налеплены на квадратный картон и синей ленточкой прикреплены к винтику. Эта эстетика потрясла Леську больше всего.
— Енисей! — сказал дед.— Ты будешь спать на кухне. А?
— Пожалуйста. Как хотите.
— Мы хотим, чтобы на кухне. Больше негде.
— Спасибо большое.
— А уборная у нас вон там!
— Только ты сходи сейчас,— сказала бабушка,— а то на ночь мы спускаем Тюк-пая.
— А если Енисей в настоящее время не хочет? — запальчиво воскликнул дедушка.
— А если это нужно? — с раздражением ответила бабушка.
— А если нечем? — сказал дед, беря выше.
— А если Тюк-пай? — взвизгнула баба, взлетев, как ведьма, на самый верх.
— Ладно, ладно! — успокоительно сказал Леська.— Я собак не боюсь.
— Ты не знаешь Тюк-пая: это крымская овчарка. Слыхал про них? Но на сегодня его можно не спускать. А? Стыра?
— Можно не спускать,— спокойно согласилась бабушка.
Были уже сумерки. Леську невыносимо потянуло к ручью. Вышли звезды, теплые крымские звезды. Подойдя к тыну, он увидел белый силуэт девушки, задумчиво сидевшей над родничком. Это Гульнара. Разве мог Леська окликнуть девушку и вспугнуть эту очарованную тишину?