«Боже мой…— умильно думал Леська, глядя на белый силуэт.— Какое счастье, что у меня это есть. Вот эти звезды, эти травы, эта задумчивая девушка, читающая стихи, эта тишина,— вся картина, которую я вижу. Ведь этого никто другой сейчас не видит. Вижу я. Значит, это все мое! Частица моей души, моей памяти навеки, моего счастья».
Леська умел чувствовать себя счастливым — это нужно за ним признать. Но надо быть философом, а может быть, и поэтом, чтобы так легко завоевывать счастье!
Он лежал на траве у тына и глядел на девушку до тех пор, пока из глубины сада не донесся зов — голос пожилой женщины:
— Гюльнар!
Гульнара вздохнула, посидела еще минуту, потом поднялась и прелестным движением оправила юбку.
— Гюльна-а-ар!
Девушка, не откликаясь, вошла в деревья. Но как она могла отозваться? Ведь нарушила бы тишину и все, что было у Леськи с ней связано.
Леська пошел обратно. По дороге сбился с пути и наткнулся на собачью будку. Белый курчавый Тюк-пай храпел во всю ивановскую.
Утром Леська проснулся от неистового крика: бабушка стояла в хате по одну сторону дверного окна, дедушка — по другую. Они гляделись друг в друга, словно в зеркало, делали гримасы, высовывали языки и пальцами изображали рожки.
— Баба-яга! — кричал дедушка.
— Деда-яг! — кричала бабушка.
— Ведьма! Ведьма! Ведьма! — орал дед.
— Шайтан! Шайтан! Шайтан! — визжала баба.
— Тьфу!
Леська побежал к ручью умыться. Ручей был холодным и весь в пузырьках, точно сельтерская вода. Леська долго пил и думал: «Сад Гульнары… Сад Гульнары». Теперь будь что будет, он решил дождаться ее.
Вокруг Леськи стояли яблони. Подальше, ближе к хозяйскому дому, высились тополя, трепеща своей оловянной изнанкой так, что казалось, будто по их кроне бежит ручей. Леська к деревьям не привык, поэтому он разглядывал сад с любопытством эскимоса.
Послышались шаги. Леська отошел за деревья. Шаги приближались. И вот, помахивая пустым ведром, к ручью вышел Девлетка.
— Авелла! — тихо сказал Леська.
Девлетка испуганно оглянулся и, узнав Леську, приложил палец к губам.
— Нигде мы с тобой не были, Леся. Ни на каком валу Турецком, не Турецком. Понимаешь? А то нам обоим…
Он рукой изобразил на шее петлю и повел от нее веревку вверх.
— Понимаю. Но куда мне деваться?
— А где ты живешь?
— Да пока вон у них.
— У Синани?
— На одну ночь приютили, а больше не хотят.
— Захочут! — уверенно сказал Девлет.— Обожди здесь — я маму позову.
Пришла мама.
— Здравствуйте, Леся!
— Здравствуйте, Деляр-хатун.
— Девлетка мне все рассказал. Мы сделаем так: спать будешь у Синани, а кушать я присылаю тебе с Девлеткой к ручью. Умер-бей сюда никогда не ходит. А? Соглашайся.