Елисей засмеялся.
— Я! Я лично!
Работа на фабрике возобновилась. Бредихин, как обычно, помогал всему строю «весельщиц». Когда очередь дошла до Нюси, он взял из ее рук весло, она тихо спросила:
— Все еще сердитесь?
— Нет! — отрывисто сказал Елисей, но весь день был с ней очень сух.
На двенадцатом часу работы Нюся упала в обморок.
— Устала…— заметила Комиссаржевская, протирая ей виски одеколоном.
— Тут не то! — на сниженном голосе сказала Гельцер.— Влюбилась она в студента, а он к ней ничего не чувствует.
— Неужли обижает?
— Да нет. Никак не относится.
*
Глубокой ночью Елисей, который спал сегодня в конторе, встал с деревянного дивана и, достав из шкафа целую десть бумаги с копирками, начал печатать на «ундервуде» эпиграмму. Получилось семьдесят два экземпляра. Печатал Леська одним пальцем и ужасно устал.
«Тираж солидный,— подумал он, взглянув на стопку стихов.— Никогда ничего подобного у Беспрозванного не было».
Днем он подошел к Нюсе и взялся за ее «веселку».
— Есть с тобой серьезный разговор.
Нюсю охватило пламенем: он сказал ей «ты».
После работы Елисей пошел провожать Нюсю домой.
Партия Леську не призывала. Но жить без боевой политической работы он уже не мог и решил бороться с Врангелем в одиночку.
— Нюся, хочешь мне помочь?
— Хочу.
— Но это очень опасно.
— Ничего.
— Надо расклеивать по улицам вот такие маленькие бумажки. На воротах, на парадных дверях, на телеграфных столбах — повсюду, где можно.
— Хорошо,— покорно сказала Нюся.— Когда это сделать?
— Сейчас. Ты пойдешь по Вокзальной, а я — по Екатерининской, а встретимся в центре, у Дворянского театра. Вот тебе тюбик с клеем и бумажки. Больше ничего не нужно. Только смотри, чтобы никто тебя за этим делом не застал, иначе — тюрьма.
Она молча глядела в его лицо, и глаза ее в темноте казались огромными.
— Ну, желаю тебе успеха!
Он пожал ей руку и ушел на Екатерининскую. Нюся пошла по Вокзальной.
На окраинах город жил без фонарей, поэтому расклеивать эпиграммы здесь было безопасно. Но чем ближе к центру, тем больше огней, и тут приходилось действовать с большой осторожностью. Все же Леська благополучно добрался до Дворянского театра. Нюси не было.
Елисей притворился пьяным и медленно «шкандыбал» по Пушкинской. Дойдя до конца тротуара, он повертелся, словно забыл, куда ему идти, и, пошатываясь, побрел обратно. Навстречу ему быстрой походкой шла Нюся.
«Милая!» — подумал Леська и только тут увидел, что она действительно миловидна. Косой срез волос на лбу придавал ей лихость, что не совсем соответствовало грустному выражению глаз, но и в этом несоответствии своя прелесть: понятно, что это человек с душой и способен на многое. И вот только эти зубы в три этажа…