«Карамба» летела великолепно. Никто от нее этого не ожидал. Правда, качало ее и носовой и бортовой. Дачи Терентьева яхта достигла с невероятной быстротой и вот уже скользнула за мыс. Теперь полагалось повернуть ее против берега и, подняв киль, выброситься на пляж. Но вместо этого яхта явственно стала уходить от земли. Улька первый обратил внимание на перемену курса.
— Нас уносит в море! — закричал он.
— Не уносит, а я сам ее туда веду,— спокойно сказал Леська.
— Зачем?
— Мы едем на Ак-Мечеть.
— Вот тебе на! С какой стати? — крикнул Артур.
— Это что? Опять твои севастопольские штучки? — заорал Улька.
— Рыбаки Ак-Мечети доставят Немича в Севастополь, иначе в Евпатории произойдет «Варфоломеевская ночь», как задумал Выгран.
— Не узнаю Леськи, ей-богу,— сказал Канаки.— Всегда был такой тихий, смирный.
— Жизнь сложнее нас,— философически, но вполне серьезно изрек Леська.
— Поворачивай к берегу! — строго скомандовал Артур.— Слышишь? А то мы тебе покажем такую «Варфоломеевскую»…
— Брось, Артур. Неужели ты до сих пор не заметил, что я сильнее тебя? К тому же Немич сильнее Ульки. Так что вы тут не очень.
Помолчали. На дымном горизонте показалось парусное судно.
— Из Одессы идет,— сказал Немич.
— А ты молчи! Не твое дело!
Еще помолчали.
— Но раз вы решили идти на Ак-Мечеть, почему не сказали сразу? Мы бы хоть хлеба захватили.
— Хлеб есть.
Леська толкнул ногой брезентовый мешок. Оттуда выкатился житный каравай.
— И колбаса есть,— виновато улыбаясь, сказал Немич.
Он достал из того же мешка свернутую канатом колбасу, четыре каленых яйца и соль в довольно крупных кристаллах — явно с соляного промысла. Затем, разложив на коленях газету, сразу же взмокшую от водяных брызг, погрузил на нее свои яства.
— Шамайте, хлопцы!
Артур и Улька сидели безучастно.
— Отломи мне хлеба и колбаски,— сказал Леська.
Они принялись есть вдвоем, при этом Сенька грыз соль, как сахар.
Судно, шедшее из Одессы, ощутимо прояснялось: уже можно было понять, что это бриг. Но ребятам было не до него.
— Что это там на бриге? Мальчики!
Бриг нырял с волны на волну. Паруса у него оставили только на фок-мачте, обе другие торчали оголенными крестами, поэтому особенно ясно на рее бизани был виден человек на веревке, который кружился вокруг самого себя и делал невероятные виражи в лад с качаниями брига.
— Да ведь это повешенный! — закричал Сенька Немич.
Взволнованный Артур ухватил колбасу и, не отрывая глаз от страшного зрелища, стал жевать ее со всего куска.
— Из Одессы идут,— успокоительно сказал Немич.— Значит, матросы повесили своего капитана.