— Перестал дуть? — вступилась бабушка.— А что же ему — смычком по трубе пиликать?
— Передай своей барышне…— грозно заворчал дед.
— А если у них от этого голова болит?
— Брысь! — заревел дед.
— Та чи вы? — удивилась Шурка и унеслась «докладать» барышне.
— Играй, Леська! Слышишь? Чтоб ты мне играл, сукин сын! — заорал дед на Леську с таким видом, точно это Леська прислал Шурку с приказом не дуть в трубу.— Ишь ты! Моду себе какую взяли! «Барышня велели»… Кому велишь?
Дед еще долго распространялся на эту тему. Но Елисей, уложив корнет в футляр и взяв под мышку ноты, вышел на воздух.
— Ты куда?
— На дикий пляж. Оттуда не так слышно.
Дед поглядел ему вслед и вздохнул.
— Пеламида! Смирный он у нас. Ничего из него не выйдет.
— А что из тебя вышло, разбойник? — засмеялась бабушка.
Издалека нежным золотом звучали фразы:
Туча со громом сговаривалась:
— Ты греми…
дождь разолью.
…обрадуются.
Девки… за ягодами.
Дикий пляж, этот клочок пустыни, населенный каракуртами, черными тарантулами и рыжими мохнатыми фалангами, напоминал своими дюнами стадо сидящих верблюдов с гривкой на сытых горбах. Гривка была колючей травой, редкой, но довольно высокой. Пляж вплотную примыкал к курорту, но назывался «диким» потому, что за ним не ухаживали. Тут всегда было безлюдно, и Леська мог дуть в свой корнет изо всех сил.
И вдруг среди жесткой зеленовато-серой травы возникла иссиня-радужная челка.
Гульнара была в красном сарафане с крупным белым горохом. Под коленями сарафан был перехвачен резинкой, чтобы ветер не раздувал подола. В этом платье Гульнара смахивала на огромный гриб. К сожалению, мухомор. Но в Евпатории грибы не водились. Леська в них не разбирался, поэтому Гульнара ему казалась андерсеновской принцессой на горошине, точнее на горошинах.
— Зачем ты пришел сюда? — крикнула она.
— Да ведь вот… Ваша Роза велела…
— Какое тебе дело, что Роза? Мне надо было сказать! — Девочка на попке съехала с дюны вниз. Плоские сандалии с пережабинами тут же наполнились крошечными ракушками, как водой. Гульнара подбежала к Леське, оперлась одной рукой на его плечо, а другой стала расстегивать язычки «босоножек» и вытряхивать песок.
— Тебе еще долго репетировать?
— А что?
— Ничего.
— Ты ко мне или так?
— Не знаю. Пойдем домой купаться.
— Зачем же домой? Давай здесь.
— Здесь мне стыдно.
— Почему? Разве ты голая?
— Нет, в купальнике.
— А тогда зачем не купаться здесь?
— Стыдно потому что.
— А дома?
— Там другое дело.
— Какое же именно?
— Не знаю. Другое.
Купальня принадлежала Булатовым и стояла как раз против виллы. Когда пришли домой, Леська развалился на песке, но раздеться не посмел, а Гульнара, гремя по дощечкам мостика, помчалась в кабину, одетую в паруса.