– К чертям пропало христианское гостеприимство, – буркнул он про себя. Наконец, к Ловефеллу подошёл молодой монах, несущий под мышкой книгу.
– Благослови вас Бог, господин, – вежливо поздоровался он. – Я брат Альберт, и я слышал, что могу вам помочь. Что я с удовольствием и сделаю.
Инквизитор кивнул ему головой.
– Я буду благодарен, если брат покажет мне книгу, в которую вы вписываете домочадцев.
– Меня уже предупредили, поэтому я её принёс. – Монах протянул Ловефеллу том. – Она написана очень мелко, а у брата Себастьяна, прими его, Господи, в свете своём, было благородное сердце, но плохой почерк. Так что это займёт у вас немало времени, пока вы не разберётесь, что и как, потому что я, честно говоря, до сих пор еле-еле читаю эти каракули. Но вы присядьте здесь на лавочке, а я вам велю принести... – он задумался, – воды?
–Можно и воды, – вздохнул инквизитор. – Спасибо вам, брат.
Монах воздел указательный палец, поднял глаза к небу и улыбнулся.
– Во славу Господа, – сказал он скороговоркой, так что это прозвучало как «вславспода».
Ловефелл, усевшись, положил книгу на колени. Когда он её открыл, то понял, что предупреждения молодого монаха были более чем обоснованными. Брат Себастьян имел действительно отвратительный почерк, кроме того, он сажал кляксу за кляксой, а вытирание этих клякс приводило иногда к эффекту худшему, чем само пятно. К счастью, инквизитор имел огромный опыт в прочтении документов подобного рода, ибо следственные дела часто находились в гораздо худшем состоянии. По крайней мере, в одном отношении книга велась качественно. Брат Себастьян вписывал дату, а под датой записывал, сколько монастырь выдал рационов пищи, одежды или милостыни и принят ли кто-то в число домочадцев. В этом случае записывались точные данные: возраст, прозвище или имя, профессия, или хотя бы к каким работам может быть пригоден. К сожалению, брат Себастьян имел также любовь к сокращениям, что проявлялось в том, что эти записи выглядели, к примеру, следующим образом: «ЯнвБухай40ст.огр,зел2кр». Для Ловефелла во всём этом главными были цифры, записанные рядом с именем, которые означали возраст, который сообщал домочадец, или, если тот своего возраста не знал, возраст, на который оценил его брат Себастьян. Надо было искать числа в интервале от двенадцати до пятнадцати, сначала в записях о принятых домочадцах, а затем в записях о домочадцах, которые ушли из монастыря. Но, к сожалению, ничего подобного он не нашёл. Просмотрел книгу один раз, второй, третий, а когда увидел, что это ничего не даст, попросил, чтобы том отдали брату Альберту, а сам направился в сторону ворот. Он был разочарован, но не собирался отказываться от этого дела.