– И что ей дала эта исключительность? Лишь горстка пепла осталась. – Трактирщик пожал плечами. – Да и красоту потеряла, как наши её схватили. Даже на костёр её везли в капюшоне, потому что, думаю, лицо её было жестоко изуродовано.
– Её везли в капюшоне? – Изумился Ловефелл.
– А кроме того, что, если она кого-нибудь сглазит? – Буркнул Брандт. – Вы сами знаете, мастер Ловефелл, как ужасны могут быть ведьмы, если их довести до крайности.
– Ты прав, Генри, – покивал головой инквизитор. – Скажи мне, слышал ли ты, что потом случилось с её сыном?
– Исчез, мастер Ловефелл. О том, что этот малыш – ведьмин бастард, никто не знал, кроме одного старого монаха, а я как-то случайно услышал, как именно этот монах говорил об этом с аббатом. Ой, взбесился отец Ансельм, как Бог знает кто... Я думал, ему кровь в мозг ударит, так он орал.
Эта история объясняла, почему записей о приёме и уходе парня нельзя было найти в монастырской книге. Просто на всякий случай их вымарали.
– Ты один из нас, Генри, так что поговорим откровенно. – Инквизитор притворился, что не замечает, как при словах «ты один из нас» лицо трактирщика покрывается румянцем гордости. – Сам знаешь, как иногда бывает с ведьмами. Иногда это сумасшедшие, иногда обычные отравительницы, иногда знахарки. А что говорили о Прекрасной Катерине? Она действительно была ведьмой?
– Мастер Ловефелл, я знаю, как бывает, вам не нужно мне этого объяснять. Но насколько я слышал, если уж она не была ведьмой, то ведьм вообще не бывает.
Информация, конечно, требовала проверки источников, так как нельзя было верить слухам и тому, что болтали горожане по трактирам, тем не менее, тот факт, что Катерину считали грозной ведьмой, уже многое значил.
– Может, ты знаешь, кто её выдал?
– Говорили, что Соломон Гриен. – Ловефелл не мог не заметить, что Генри понизил голос, когда произносил это имя.
– Кто он такой?
– Сейчас? Покойник, мастер Ловефелл. Или, скорее, точнее будет сказать, почти покойник. Внутренности у него заживо гниют. Ужасная судьба, мастер Ловефелл, страшная. Так иногда начинает кричать, что его слышат аж на соседней улице.
– Почему же он сам не избавит себя от страданий?
– Грех ведь это смертный... – начал было Генри, но вспомнил, с кем имеет дело, поэтому лишь улыбнулся и закончил другим тоном: – Гриен не покончит с жизнью, потому что до сих пор надеется на выздоровление. Видите ли, мастер Ловефелл, эта болезнь иногда исчезает. На неделю, две, но зато потом возвращается с новой силой...
Инквизитор задумался.
– Мастер Ловефелл? – Напомнил о себе Брандт.