В этот момент на дороге неожиданно грохнул мощный взрыв и за этим послышался беспорядочный треск более слабых разрывов. Саперы наконец подорвали свой контрфугас, и чувствительные мины итальянского производства, сдетонировав, самоуничтожились.
В листве ивняка зашуршали небольшие комочки земли, далеко отброшенные взрывами. Хафизулла присел на корточки рядом со вторым гостем из Пакистана и посмотрел на дорогу.
Над еще клубящимися воронками лихо развернулся один из танков сопровождения и, заскрежетав поблескивающими траками гусениц, одним махом выровнял крупные и мелкие ямки. Регулировщик на ходу заскочил на моторную решетку танка и сунул сигнальные флажки в обив бронежилета. На большой скорости вдоль колонны промчался штабной броневик, поднимая к уже изрядно плотному пылевому облаку дополнительный желто бурый шлейф.
Ортабулаки закончил наконец чесать глаз и хлебнул из фляги теплого, крепкого чая:
— А ты то, Хафизулла, чем занимался все это время?
Тот покосился на соседа в пятнистой военной форме, с ярко выраженными арабскими чертами лица. Во взгляде и во всех его движениях чувствовалась самоуверенность и некоторая доля презрения к происходящему вокруг. Он по прежнему не изъявлял желания принять участие в разговоре и только курил одну сигарету за другой.
Хафизулла некоторое время изучал гостя, потом, потеряв к нему всякий интерес, обернулся к Ортабулаки:
— Ничего особенного не было, только вот три дня назад, южнее, у кишлака Махмияр, отряд Абдуллы Басира взял двух солдат гяуров — связистов, чего то они там копались. С ними было много кармалевских бойцов, но после начала стрельбы они переметнулись на нашу сторону и заодно привели этих двоих русских. Я как раз их сторожил в первый день. Знаешь, один, оказывается, жил на самом берегу пограничной реки около Термеза, только, конечно, с той, с советской стороны. Говорит когда, почти все понятно, но сам он почему то понимает трудно, все время переспрашивает. К тому же оказался истинным мусульманином. Когда пришло время четвертой молитвы, он первый повалился лицом к Мекке. И суры Корана знает почти все… Вел себя подобающе правоверному. Не дергался, не ныл. Басир приказал его развязать, дал баранины, воды, лепешек. А второй, здоровый, белый, поначалу дергался, чего то кричал, да разобрать никто не мог. Ругался, наверное, плевался в сторону перешедших к нам кармалевских солдат. Тот, что мусульманин, кое как объяснил, отчего он беснуется. Мол, пришел защищать их апрельскую революцию, а бойцы Кармаля его предали и выдали американским наймитам и пакам. А кармальцы только посмеивались, мы, мол, не знаем никакой весенней революции, у нас только праздник Рамазан. А мы, мы кто, пакистанцы или американцы? Я в нашем отряде видел из американского только сигареты «Мальборо», да и то лицензионные, индийские. Да… Ну а на следующее утро гяуры подняли несколько вертолетов и принялись искать своих. Трупов, конечно, не нашли, их не было. Стали бить ракетами по тропам, а мы уже ушли в Махмияр. Гяуры сообразили, что нам быть больше негде, и принялись обстреливать кишлак. Полдня стоял сплошной грохот, они попытались даже высадить десант у старой мечети, но мы «блоупайтом» их отпугнули. Тогда к Абдулле Басиру пришли старейшины Махмияра и говорят: «Гяуры уже убили здесь шесть человек дехкан, их жен и детей, и мы знаем, почему они не могут успокоиться. У тебя двое пленных, верни им их тела, и они оставят нас в покое, иначе ты никогда не получишь больше убежища в Махмияре. Мужчины нашего рода не пустят тебя в эту долину».