Ружечка ответил после короткой, еле уловимой паузы:
— Да, иногда хочется посидеть выходные дома безвылазно. А шеф опять загружает работой. Ну, так я сейчас заскочу за книгой, чтоб тебя потом не отвлекать?
Фромм почувствовал, что сердце забилось чаще. Настало время еще одной фразы, которая может сыграть роль утиного манка, если, конечно, Ружечка неспроста набивался в гости.
— Ты уж извини, Йозеф, не смогу с тобой поболтать. Дверь открою и опять убегу в ванну нужно обязательно хорошенько почиститься до прихода пассии, а то весь провонял табачищем и лекарствами. Книгу положу на столик в прихожей под зеркалом. Возьмешь сам и дверь захлопнешь. Не обидишься? А то приходи часов в одиннадцать…
— Нет, нет, не волнуйся, я сейчас быстро подскочу, даже машину не буду из гаража выводить, поймаю такси. Мойся на здоровье!
— Ну, все, приезжай. Пока, Иозеф.
— Пока, Хорст.
Фромм закусил губу, потер ладонью лоб. Потом быстро поднялся в кабинет на второй этаж, достал с полки книгу «Методы работы со свидетелями», а папку Фогельвейде засунул в нижний ящик стола, под стопку почтовых конвертов и слегка отодвинул плотную оконную занавеску. Фургон «фольксваген» с номером ХМВ 4 2658 теперь стоял в десяти метрах от его коттеджа. Фромм хмыкнул и спустился в прихожую. Положив книгу на столик под зеркалом, он, подняв голову, увидел отражение своих лихорадочно блестящих возбужденных глаз: «Да, глазенки как у малыша, задумавшего стащить у матери пломбир из холодильника. А хотя… я ведь жду даму, мне положено иметь возбужденный вид».
Он решил позвонить шефу, но передумал. В «фольксвагене» могла находиться чувствительная аппаратура, способная с такого расстояния взять его голос и через кирпичную стену с утеплителем. Фромм направился в ванную, включил горячую воду на полный напор, чтобы влажный горячий воздух распространился до прихожей. Затем принес и положил в шкафчик с шампунями семизарядный «браунинг» калибра девять миллиметров, наручники и на всякий случай гранату с нервно паралитическим газом. Потом разделся, обмакнув в кипяток слегка намыленную мочалку, потер руки, ступни ног, взъерошил и взмылил волосы. Немного помедлив, сбегал на кухню, обвернул повязку на правой руке целлофановым пакетом, включил расслабляющую музыку и уселся на край ванной.
«Неужели Ружечка? Вот никогда бы не подумал… А может, все таки не Ружечка? — обратился он к своему отражению в зеркале над раковиной. — Ну хорошо, подождем. От его Шульштрассе до меня ехать двенадцать минут. Пробок сейчас нет, поэтому ничего не добавляем. Если он будет еще одеваться, то прибавим шесть минут. Непредвиденных пять минут. Всего двадцать три минуты. Посмотрим… Чем позже он приедет, тем меньше шансов, что он информатор, из за которого меня чуть не кремировали в Грюнешвейге. Да, надо бы Штеффи позвонить, в самом деле».