- Я не заставляю тебя делать это бесплатно. Буду должен, но я не позволю моим друзьям умирать у меня на руках. А пока мы тут с тобой трындим, она умирает. Делай свое дело!
- Я не знаю, что делать. Мне нечем остановить кровь, - сглотнул Зилес, прижимая к ране обрывки куртки Зуали.
Кейн достал из портсигара одну сигару, зажег от свечи и затянулся.
- Отойди, позорище. Эйнари, Юрки, держите ей руки-ноги, - скомандовал он. Затянувшись еще раз, Кейн засунул горящий конец сигары прямо в кровоточащую рану. Зуали взвыла так, что стекла в доме задрожали, а с потолка посыпалась стружка. Двое крепких морферимов едва смогли удержать ее на месте. Когда Кейн убрал окурок, Зуали затихла. Из дымящейся раны перестала выткать кровь. Все облегченно вздохнули.
- Вариант ненадежный, но в данной ситуации довольно разумный, - откашлялся животный лекарь. Кейн хмыкнул.
- Мы так в армии кровь останавливали, - сказал он,
- И как, успешно?
- В половине случаев да. Еще зависело от тяжести ранения. Иногда после прижигания, конечность приходилось вовсе ампутировать.
- Сепсис? - спросил коновал,
- Он самый, мать его. Какие у нее шансы теперь?
- Ну-ф, думаю, что неплохие, если это зверь. Человеку такое пережить труднее.
- На ночь мы останемся у тебя. Чур не спорить, - ткнул пальцем в коновала Кейн.
- С тебя десять нециев за сигару, - помахал пальцем Зилес.
- У меня другое предложение, - ухмыльнулся Кейн, - Я куплю у тебя их все. Шикарные сигарки.
Зуали предстояла тяжкая ночь. Будь на ее месте человек, шансов на благополучный исход было бы мало. Йорвин провел полночи в молитве, улавливая едва слышные удары ослабшего сердца, боясь роковой тишины. Юрки и Эйнари тоже помолились, хотя и не очень-то верили, что Великая Праматерь услышит за пределами их родного леса.
Кроме Кейна и Зилеса, спать в эту ночь никто не собирался, но все настолько вымотались за этот насыщенный событиями день, что сон настиг их помимо их воли. Йорвину ночь принесла еще и сновидение, которое потрясло его до глубины души:
Темнота. Тишина. Теснота. Но в то же время комфорт и спокойствие, какого не дано пережить родившимся на свет. Йорвин чувствовал, что находится в крошечном мирке, который целиком и полностью принадлежал лишь ему. Как будто это было его яйцо.
Вдруг по ту сторону яйца раздались голоса. Йорвину они были незнакомы, но как ни странно, казались очень близкими и родными. Один был мужской, низкий, грубый нечеловечески бас. Другой был женским, и тоже низким контральто. Йорвин не понимал ни слова из того, что они говорили, но жадно ловил каждый звук.