— Саша, вы целы! Говорят, вы упали с лошади? — беспокоилась Катерина Николаевна.
Раевский скорчил гримасу, означавшую «соглашайтесь!»
Пришлось на ходу выдумать историю с нелепым падением во время дружеской прогулки к реке. Даже немного повеселил дам.
— …Трудные времена, — рассказывал Василий Львович. — С виду-то мы держимся, а как приглядишься — долги на долгах, ну. Заложил восемьдесят душ, думаю, на сколько хватит?
Николя печально жевал жареного гуся. Напротив него смирно сидела, поклёвывая свою порцию, маленькая Адель.
— Позволь, я сяду на твоё место? Можешь занять моё, — Пушкин спихнул Николя со стула.
— Ты чего?
— Не всё же тебе одному любоваться нашей Аделей Александровной.
Салфетки всколыхнулись от пробежавших над столом смешков. Адель покраснела и стала вертеться, ища, куда бы прилично было смотреть.
Пушкин неотрывно глядел на Адель.
Десятилетняя девочка, как и её мать, была маленького росточка, темноглазая и темноволосая, подвижная, но лишённая шарма Аглаи. Лицо Адели было правильным, округлым, носик в меру мал, глаза в меру велики, — такими были все девочки и становились все барышни. На юной Давыдовой не задерживался глаз; хотелось отвернуться и поболтать с Катериной Николаевной. Та горячо, по-мужски, спорила с Василием Львовичем о фольклоре, но отвлекаться на разговор было нельзя.
Адель всё чаще поднимала на Пушкина глаза, ловила его взгляд и опускала голову в смятении.
— Пушкин, что вы делаете? — толкнул в бок Якушкин. — Бедная девочка не может есть из-за вас.
Александр, не отрывая глаз от Адели, наклонился к Якушкину и прошептал довольно громко:
— Она знает, отчего я на неё смотрю.
Детский слух острее нашего, в особенности, когда подстёгнут страхом. Адель сжалась на стуле, не зная, куда скрыться.
— Что за комедию вы разыгрываете весь день?
— C'est une tragédie, — сказал Пушкин. — Помните, я говорил утром, имея в виду вашу вину, что всё грустно и гнусно? Так вот, всё ещё гнуснее.
К концу застолья Адель уже едва не плакала, а на Пушкина неодобрительно поглядывали со всех сторон.
— Александр Сергеич, ну, — Василий Львович поднялся из-за стола. — Обед окончен, перестаньте глазеть на мою племянницу.
— А? — удивился Александр Львович, ничего прежде не замечавший. — А вы на неё смотрели? Что в этом такого?
— Адель Александровна, — Пушкин шутливо поклонился. — Умоляю, не покидайте нас. Сыграйте нам что-нибудь.
Обитатели усадьбы расползались по комнатам.
— Я сейчас не могу, — выдавила Адель.
— Да что ты, — Александр Львович потрепал её по тёмной головке, — не стесняйся, порадуй Александра Сергеича. Он знаешь, кто? Он — поэт!