— Вы что, поверили? Это же всё шутка, друзья.
Раевский фыркнул:
— Как будто я не понимаю.
Орлов и Охотников со смехом захлопали, разбудив Александра Львовича.
— Что вы, друзья, уже и вправду поверили в заговор? Пушкин, вы, право, чуть меня самого не убедили в существовании тайного общества.
— Шутка удалась, — подтвердил Василий Львович. — А не выпить ли нам на прощание с Михаилом Фёдоровичем? Прошка!..
Раевский отдал ему колокольчик.
После пятого долгого звонка пришёл Прошка, заглянул в гостиную и вознамерился снова исчезнуть.
— Куда!
— Вы, барин, чай, не для меня звоните-с.
— Какое — не для тебя! Давай быстро шампанского нам всем, и чтобы стол через минуту был! Уж я тебе, ну!
* * *
— Вы поняли, что это было? — спросил Александр, поймав Раевского в коридоре спустя час.
— Ваша проверка. И, думаю, сегодня, самое позднее — завтра вас пригласят вступить в «Союз благоденствия».
— Вы так думаете?
— Да, потому что я так устроил.
— Вы что, чёрту душу продали за талант всё устраивать?
В глазах Раевского плыло что-то усталое и опасное.
— Продал, — сказал он. — И не спрашивайте, как мне это удалось. Я могу ошибаться, и тогда вам никаких приглашений не поступит.
— Если вы окажетесь правы, я буду должен вам.
— Бросьте, Француз. Найдём Зюдена — тогда и будет время на добродетели и долги, а пока это простое сотрудничество. Зачем, вы думаете, им всем понадобилось вдруг в Москву?
— Семёновец и генерал второй армии с адъютантом, и все трое в сговоре? Если это окажется не съезд тайного общества, я съем свой цилиндр.
Раевский посмотрел поверх очков.
— Заманчиво… Даже обидно, что наши мнения совпадают.
— Прощай, моя драгоценная, — доносилось из комнаты Аглаи.
— Нет, назовите меня как р-раньше!
— Oh ma cherie! Tu es mon petit soleil de forêt![14]
— Да, хор-рошо.
Якушкин, собравшийся уезжать в Москву вместе с Орловым и Охотниковым, трогательно прощался с мадам Давыдовой; Орлов продолжал пить с Василием Львовичем; Охотников ходил по двору в одиночестве с книгою под мышкой и пинал камешек; Адель и Катя играли этюды; Катерина Раевская читала что-то вслух Сонечке; дом Давыдовых жил на свой обыкновенной манер.
О событиях, имевших место двумя часами позднее, мы узнаем из -
очередного письма, о котором Пушкин не знал:
И.Д.Якушкин — П.И.Пестелю 22 дек. [1820]
«Из Каменки я отправляюсь к Фонвизиным в Москву, имеете это в виду, любезный друг, и если будут ещё приходить вам письма на моё имя, не нужно уже передавать их В.Давыдову, а лучше сохраните до моего приезда или отошлите Фонвизиным. Что ваша «Русская правда», кончена? Ради нашей дружбы помните, что я тогда просился быть первым её читателем, надеюсь на это и теперь.