— И не устали вы ездить? — спросила Катерина Николаевна, когда сидели вечером в библиотеке. Катя там практически жила, а Пушкин зашёл поискать книгу, и незаметно завязался разговор.
— Устал, — признался Александр. — Но хочется везде побывать.
— Когда-то ещё встретимся. Удачных вам путешествий, Саша.
Пушкин поднял на Катю испуганные глаза. Время, на которое он так рассчитывал, кончилось, больно придавив шестернями бока, так что перехватило дыхание и захотелось бросить разведку, забыть о Зюдене, Тульчине и Бессарабии, остаться здесь, вблизи этих немыслимых глаз, и знать, что он всё успеет, что добиться любви Раевской удастся, нужно только ещё несколько недель.
Она была прекрасна, как могут быть прекрасны только умные женщины — до щемящей грусти, до отчаянного желания быть понятым ею.
* * *
И, поняв, что — была не была — терять нечего, Пушкин высказал всё, что хотел.
Не станем приводить его признание буквально — слова любви, как правило, однообразны, и, слышав их единожды, можно без труда представить все остальные, когда-либо звучавшие.
Катерина Николаевна молчала, поражённая. Потом она потянулась к Александру и поцеловала его в лоб.
— Вы любите меня? — спросил он.
— Почему вы спрашиваете? Если вы хотите жениться, спросили бы желания papa.
— Но я спрашиваю вас. Вы любите меня?
— Не говорите со мной об этом, — ответила она. — И лучше забудем сейчас же.
Александр поник.
— Что мешает вам?
— Нет, не скажу. Не хочу, чтобы всё разочарование исходило от моих слов. Вы потом узнаете, почему я отказываю. Обещаю. Простите меня.
— Но вы меня любите?
— Зачем вы снова?.. Ах да, я сейчас пойму, я глупею, когда смущаюсь, — Катерина, собравшись, посмотрела Пушкину в глаза. — Вы смирились с отказом, но не хотите чувствовать себя уязвлённым. Внешние препятствия вас устроят, но если бы я вас не любила, вы переживали бы больше. Что ж. Будьте покойны: я вас люблю.
В лице её ничего не произошло никакого изменения, голос был ровным, зрачки не расширились. Катерина Николаевна лгала, чтобы утешить, или говорила правду так, как никто никогда не говорил. Этого Пушкин ни тогда, ни впоследствии не узнал.
«В конце концов, — подумалось, — а не испортил бы я ей жизнь?»
Заглавными буквами следовало прописать над спальней каждой из сестёр Раевских:
«…Отчего-то мне кажется, что в вашем большом будущем будет немного денег, а я бы желал, чтобы моя дочь была обеспечена.
Н.Н.Раевский.»
Александр скривил пухлые африканские губы.
— Что бы ни стояло за вашим отказом, не сомневайтесь, вы поступаете верно.
Катя улыбнулась печально, но всё же с некоторым облегчением, и на сердце стало немного легче.