«Решилась судьба Волошина, — понял Александр. — Случайного человека убили бы сразу, как Карбоначчо и Бурсука, а разведчику позволят дожить до конца допроса. Только не пожалеет ли он, что не умер сейчас?..»
В дверь дважды постучали.
Ямщик вскочил, направляя ружьё на пленников и зашипел что-то в том смысле, чтобы ни звука, ни вздоха.
— Что угодно? — крикнул Исилай, уходя в сени.
— Есте чинева аища? — закричали из-за двери. — Де щи нимень ну мь-а ынтылнит?
— Закрыто! Нет никого, и коней нет, а смотритель помер!
— Дап кум закрыто! — возмутился голос. — Щи, ну штий щчинесынт? Дескиде уша, омуле, сынт кукон Констпнтин Ралли, ынцележь?
— Сказано, закрыто, — хмуро повторил турок. — Ступайте, домнуле. До Кишинёва нет станций.
Константин Ралли ещё поскандалил из-за двери и затих.
Ливень кончился, и комната попеременно то освещалась солнцем, то уходила в тень от проносящихся туч.
— Так, — Исилай сунул пистолет за пояс, обошёл стол и сел на корточки перед Лиранди. — Начнём, — он обхватил Ивана Петровича за шею и рванул на себя. Руки привязанные за спиной к столу, хрустнули и неестественно вывернулись; Липранди подавился криком. Исилай быстро перерезал верёвку, и руки безвольно упали.
— Драться не будешь, — удовлетворённо сказал Исилай, поднимая Липранди за связанные ноги и волоча в ямщицкую. — А вы пока готовьтесь.
— …ая ты…, в… и в… я тебя… буду…! — крикнул Пушкин и получил сапогом в зубы.
— Прфрпрп!!! — грозно сказал Липранди, волочась по полу.
— Арх-кх-кх, — прохрипел Пушкин, сплёвывая кровь.
— Убейся о стену, тварь, — перевёл Раевский.
* * *
Турок выбросил Липранди из ямщицкой довольно скоро.
— Меня почти не допрашивал, — с трудом выговорил Липранди разбитым ртом. Усы его слиплись от крови. — Только бил. Это он вас пугает, вы — его главный пленник, — он глядел на Пушкина.
— Мне нужно знать ваши цели, — сказал Исилай, вновь привязывая Липранди — на сей раз, к кольцу крышки люка, ведущего в подпол. — Всё, что вы успели узнать и сообщить в Петербург, — он приблизился к Раевскому. И всё, что у вас связано со словом Зюден.
Липранди буквально жёг Пушкина своими чёрными глазами, страшно горящими на окровавленном лице.
«Придумайте что-нибудь, Француз, — читалось в его взгляде. — Придумайте же!»
— Хотите что-то сказать, Александр Николаевич?
Раевский поднял белое лицо:
— Вы знаете, что я буду молчать. И бить меня можете, сколько угодно.
— Верю, — турок попробовал вывернуть Александру Николаевичу руки тем же манером, каким вывернул их Липранди. Раевский, однако, выждав, когда лицо Исилая приблизится, из последних сил ударил врага лбом по носу. Исилай отшатнулся, схватившись за нос. Второй турок что-то крикнул и вскочил, поднимая ружьё.