Пушкин курил, глядя на море, и тосковал по Питеру. Море равнодушно блестело: ему не было никакого интереса до Пушкина; оно не воевало с Турцией и не читало стихов. Утешал Француза только могучей крепости табак, подаренный Броневским.
— Не спится? — спросил Александр у летучей мыши, мелькнувшей над палисадником. — Вот и я не сплю.
Мышь снова появилась, заложила вираж и канула в темноту.
— Как хочется домой, — сказал Александр, — в этот пакостный Петербург. Клянусь, даже кабинет Нессельроде, того ещё м…ка, мне сейчас роднее южных пейзажей. Я люблю Петербург, мышь, — пылко продолжил он. — Я дитя его каналов и мостов и, сколько ни кормят меня здешними фруктами и ни греют солнцем, всю жизнь душа моя будет тянуться к дождливому, серому….
— Ты москвич, — сказала летучая мышь из темноты, и Пушкин уснул в расстроенных чувствах.
Проснулся на рассвете, со слабостью во всём теле и жутко голодный.
Никита, посланный за едой, принёс свежего хлеба с молоком и записку от Раевского «Как только проснётесь, ждем с Б. в библиотеке».
Дожевывая на ходу хлеб, Александр поплелся в библиотеку. Там уже сидели, попивая кофеёк, бодрый и свежий Раевский и с ним Семён Михайлович, по лицу которого нельзя было определить, выспался ли он.
— Сударь мой милый, — сказал Броневский, ворочая ложечкой гущу.
— Проснулись! Садитесь, — Раевский подвинул кресло. — Готовим списки нужных людей.
Пушкин сел.
Броневский вытянул ноги и вздохнул:
— Годы… Как поздно мне судьба подкинула такое интересное дело.
— Будут ещё дела, наступающее время из них одних и состоит, — пообещал Раевский (и не сдержал слова; Броневский до самой своей смерти в 1830-м году не был более привлечён к службе. Только собранные им географические и исторические данные публиковались, но это не касается нашего повествования).
— Гонца от Испсиланти зовут Рыул.
— Как? — удивился Раевский.
— Это молдаванская фамилия, Рыул. Он штабс-капитан. Ниточка к нему куда заметнее, чем к вашему загадочному турку.
— Интересно, зачем ему понадобилось в Крым, — Пушкин поёжился от озноба, вызванного ранним пробуждением. — Неужто Зюден назначил встречу?
— Думаю, Ипсиланти сам решил что-то предпринять.
— Он вправду считает, что к нему приедет из Крыма целая армия?
— Про генерала давно говорили — он глуп, — ввернул Броневский.
— Но не полный же он дурак. Или не понимает, что на деле получит горстку романтиков, которые много не навоюют?
— Это понятно нам, — сказал Раевский. — Понятно Зюдену. Но для Ипсиланти это соломинка, за которую он ухватится. Ему нужно больше народу, а в идеальном случае — и поддержка государя.