Когда все вымылись и переоделись, был вторично допрошен Якушкин. Он божился, что свечу, выходя, гасил, а окно не отворял. Это подтвердил Николя, который открыл после пожара прежде запертое окно, чтобы проветрить задымлённое помещение.
— Александр Сергеич видит тут странность, — сказал Орлов, — и я с ним согласен. Неприятно сие говорить, но я подозреваю поджог.
Поднялся шум.
— Сами посудите: в закрытой комнате ни с того ни с сего загорается бюро, где лежали очень ценные для Ивана Дмитриевича письма…
— Что ж это за письма такие? — Александр Львович вертелся от любопытства, как мальчишка; только живот тяжело колыхался перед ним.
— Не хочет говорить, видишь, — одёрнул его Николай Николаевич. — Что-то приватное.
— Они лежали в ларце, — вмешался Якушкин. — Дубовом.
Снова начали громко обсуждать каждый свою версию возгорания.
— Господа! — Пушкин замахал руками. — Écoutez! Messieurs. Смею вас попросить снова пройти в сгоревшую комнату.
— Что ещё мы там не видели, ну?
— Покорнейше прошу. Я уверен, что подозрения его сиятельства…
— К чёрту сиятельства, Сверчок, с каких пор я для вас «сиятельство»?
— …Подозрения Михаила Фёдоровича обоснованы.
— Господа, у Пушкина идея, — Александр Раевский хлопнул в ладоши. — Я могу поручиться за гибкость ума моего друга. Действительно, пойдёмте-с.
* * *
На пепелище собралась мужская компания, дамы вертелись в коридоре, подальше от запаха гари и серьёзных разговоров. Пушкин несколько раз открыл и закрыл окно, убеждаясь, что запирается оно надёжно и по случайности открыться не может. Потом перешёл к обломкам секретера.
— Иван Дмитриевич, у вашего ларца, полагаю, был прочный замок?
— Да, — сказал Якушкин. — Вот, пожалуйте, ключ, — он вынул часы.
— У вас что, часовой ключик к ларцу подходил? — заинтересовался Василий Львович.
— Да, сделан, как и сами часы, по моему заказу.
Серьёзно подошёл к вопросу.
— Хоть что-то от вашего ларца осталось? — спросил Александр. — Замок-то, наверное, не сгорел.
Якушкин снова зарылся в обломки. За ними наблюдали с растущим любопытством.
— Это он! — Якушкин предъявил извлечённый из золы предмет.
Досадуя, что нельзя взять увеличительное стекло (слишком много вопросов вызовет) и рассмотреть находку подробно, Француз принял из рук Якушкина замок и повертел в руках.
— Позвольте поинтересоваться, насколько ценны были ваши письма?
— Чрезвычайно, — печально сказал Якушкин.
— Я не вправе знать их содержания, — сказал Александр, — но скажите: могло ли кому-то в мире вообще быть выгодно их выкрасть или уничтожить?
— Браво, — негромко зааплодировал Орлов. — Пушкин, вы — светлая голова.