. Тем более что владыка Никодим в своих проповедях то и дело обличает людские пороки. Неужели он не понимает, что любое его слово новая власть может истолковать как порицание в свой адрес? И за это он может поплатиться жизнью? Почему, отправившись по осени в Киев на съезд архиереев юга России, он не остался там, а вернулся в Белгород? Говорят, ему советовали не делать этого, не подвергать риску свою жизнь. Почему же он не последовал этим советам? Разве он не ведает, что ему уже готовится крест?
Впрочем, стоит ли сегодня думать об этом? Ведь на дворе великий праздник – Рождество Христово. Сейчас весь мир радуется приходу в мир Спасителя. Я читал, что раньше в этот день люди старались совершать только добрые дела. Обидеть человека в святые дни Рождества считалось большим грехом. Кто посмеет решиться на такой грех?
Вдруг дверь собора распахнулась. В сопровождении вооруженных красноармейцев в храм вошел высокий плотный мужчина средних лет в белом овчинном полушубке, в черной косматой папахе, надвинутой по самые брови. И все мы в ужасе отпрянули назад, узнав в нем чекиста Степана Саенко[88], прозванного комиссаром смерти. Хотя на самом деле в ту пору он был комендантом Белгорода.
– Я комендант города. Именем советско власти приказываю вам последовать за мной на допрос, – произнес Саенко, с нескрываемой ненавистью глядя на владыку Никодима[89].
Не говоря ни слова, епископ благословил нас и последовал за ним. А мы… мы молча стояли и смотрели, как его уводят. Понимая, что его ведут на смерть.
9. «За благое дело и смерть не страшна!»
Да, мы стояли и смотрели, как его уводят. Никто из нас не попытался преградить чекистам дорогу или последовать за владыкой Никодимом. Не судите нас строго: человек часто бывает слишком слаб перед лицом неодолимого страха. А что может быть страшнее того, когда в разгар праздника к людям внезапно является смерть за своей страшной жатвой? И вот в святые дни Рождества она посетила и нас.
Вот владыка Никодим перешагнул порог. Вот за ним захлопнулась дверь, словно крышка гроба. И тогда по собору пронеслось рыдание.
– Господи, как же так? Они же убьют нашего владыку… Что же нам теперь делать?
– Слезами горю не помочь, – громко и строго сказала женщина с высокой прической, полускрытой белым кисейным шарфом, и с жемчужными сережками в ушах, по виду учительница. – Мы должны все вместе пойти к ним и потребовать, чтобы владыку отпустили. Они не посмеют нам отказать. Вот увидите.
– А если они и нас убьют? – робко спросил кто-то. – Они ведь могут. Они все могут…